Обреченные стать пеплом

– С учётом того, что наши “цифровые имена” соответствовали нашим возрастам… – я наигранно задумалась. – Восемьдесят семь.

– Что?!

– Да, Робин, – усмехнулась я, положив руку на плечо собеседника, – в моём видении ты дряхлый старик!

– Тогда тебе больше подходит цифра пять! – засмеялся он.

– Вот как? – улыбаясь, я вернула свою руку на штатив капельницы. – Обоснуй.

– Просто доверься моему чутью.

– Довериться незнакомому человеку? Едва ли!

– Говоришь так, будто у тебя нет проблем с доверием знакомым тебе людям. И потом, мы не такие уж и незнакомые. В конце концов, мы на протяжении недели ежедневно общаемся, я вытащил тебя из горящей машины…

– И отлил мне свою кровушку. Да‑да, я всё помню.

– Только не думай, что я буду напоминать тебе об этом всю твою оставшуюся жизнь, – продолжал усмехаться Робин.

– Какую ещё жизнь? – вторила его смеху я. – Нас скоро выпишут, а судя по твоему состоянию, тебя выпишут даже раньше меня, так что нашему общению скоро придёт конец.

– Мисс Палмер, значит, – задумчиво произнёс Робин. – Выходит, ты не замужем.

– Я?! – продолжала улыбаться на улыбку собеседника я. – Замужем?! Присмотрись ко мне повнимательнее и поймёшь, что я не создана для семейной жизни. И потом, мне только двадцать четыре, – заговорила словами Нат я, – какое в этом возрасте может быть замужество? Только сумасшедшее.

– А ты здравомыслящая?

Я больно прикусила нижнюю губу, прежде чем отвести взгляд от тёмно‑голубых глаз Робина.

– С учётом того, что ты в курсе моего нервного срыва, я не могу тебя убедить в своём здравомыслии. Едва ли я вообще могу представиться тебе нормальной.

– О нет, Таша Палмер, – Робин хотел вновь дотронуться до моего плеча, но вовремя вспомнил о вывихе и отстранил руку. – Я могу тебя заверить в том, что ты абсолютно ненормальная. С чем я тебя и поздравляю.

– Правда? – довольно улыбнулась я, вновь посмотрев на улыбающегося парня. – Спасибо.

– Вообще‑то, я до сих пор думал, что Дариан твой муж. Выходит, он твой парень?

Я замерла в своей улыбке, которая, уже спустя несколько секунд, начала крошиться и рассыпаться в прах. Общение с этим человеком было похоже на американские горки: вверх‑вниз и затем снова вверх, чтобы в очередной раз спуститься вниз, но лишь затем, чтобы вновь подняться на вершину. Странное ощущение.

– Так как? – настаивал он.

– У нас были отношения… – отвела взгляд я, так больше ничего и не добавив.

– Понимаю, – спустя несколько секунд умиротворённым тоном произнёс Робин, и я вдруг поняла, что вибрация его интонации подействовала на меня успокоительно.

“Понимаю”, – эхом прозвучал голос собеседника у меня в голове, после чего я включила немой повтор услышанного собственным голосом: “Пони‑маю.. По‑ни‑ма‑ю…”. Мне нравилось это слово.

Я заинтересованно посмотрела на парня, сидящего слева от меня и смотрящего куда‑то вдаль. Откуда я его могла знать?.. Ведь определённо я прежде с ним не общалась. Я бы не смогла забыть вибрации его голоса.

У‑ми‑ро‑тво‑ре‑ни‑е…

– Похоже, капельница начала делать своё дело, – тяжело выдохнула я. – Я хочу в туалет. И, пожалуй, предпочту отправиться в свой, чтобы потом вернуться в постель.

– Окей, я тебя провожу.

– Конечно проводишь! Иначе Бетти тебя линчует, – усмехнулась я, и мы встали с его койки.

Выйдя из палаты, я, вцепившись рукой в холодный металлический штатив капельницы, сделала несколько прихрамывающих шагов по направлению к своей двери, как вдруг меня словно молнией поразило!

Резко обернувшись на идущего рядом парня, я воскликнула:

– Робин Робинсон! Десятый номер!

В моём мозгу замелькали яркие вспышки. Вот мы с Дарианом обсуждаем виртуозную игру капитана футбольной команды, на гостевом матче которой присутствовали. В тот день я прониклась этой игрой и вскоре подсадила на неё Нат с Коко, которые неоднократно кричали в восторге: “Этот хренов виртуоз Робинсон порвёт любого на футбольном поле!”

Так вот почему медсестра Бетти смотрела на него неприкрыто пожирающим взглядом! Он был – что б его! – футболистом сборной Великобритании!

В голове крутились слова прямо или косвенно связанные со словом “хрень”. Как я могла не вспомнить?!.. Я ведь столько игр с его участием пересмотрела на повторе!

– А ты спрашиваешь, почему тебе больше подходит не Двадцать Четыре, а Пять, – довольно усмехнулся парень.

– Ты!.. – со злостью выдавила я, едва не ткнув в грудную клетку собеседника указательным пальцем, благо я была прикована к ненавистной капельнице. – Не смей провожать меня в туалет!.. – даже не думая шутить, пригрозила я, но сразу же поняв, что сморозила глупость, вместо того, чтобы перевести этот “момент” в шутку, ещё больше разозлилась.

Резко развернувшись, я, вцепившись в капельницу, максимально быстрым шагом хромающего пирата с поленом вместо ноги, направилась к двери своей палаты, даже не задумываясь о том, как анекдотично это выглядит со стороны.

– Таша! – сорвался на откровенный смех Робинсон. – Ну не обижайся!..

– Мог бы сказать сразу! – дотронувшись до дверной ручки, обернулась я, чтобы убедиться в том, что он застыл на месте и не потащился за мной вслед.

– Я не мог! – продолжал дружелюбно смеяться он. – Не мог лишить себя удовольствия обыденности человеческого разговора. Не узнала меня и ладно, зато я наслаждался тем, что был для тебя Двадцать Шестым, а не Робином Робинсоном под номером Десять.

– Ты выставил меня дурой! – продолжала ворчать я, не желая признавать того факта, что его смех и интонация, что, впрочем, я заметила с первой минуты нашего знакомства, действуют на меня успокоительно. – Видеть тебя не желаю! – мой голос предательски выдавал мою ложь, о которой не догадывалась даже я.

– Ты ведь несерьёзно, – опустив руки, Робин поджал губы и состроил искренне‑печальную гримасу, от которой у меня, почему‑то, зашкребло на душе. Будто мне и вправду стало его жаль.

– Сегодня не желаю!.. До завтра!.. – теряя браваду, старалась до последнего сражаться я, но, сколь скоро осознала утрату своих сил в бою, поспешно дёрнула дверную ручку и поторопилась закрыть за собой дверь.

И всё же, прежде чем захлопнуть за своей спиной дверь, я услышала его наполовину наигранное, наполовину правдивое, печальное: “До завтра”. И снова зашкребло на душе. Нет, я не могу испытывать к нему жалость! Пусть он проливает лимонный чай на свою рубашку и не имеет сменной одежды или даже пусть вот так вот сверлит мою спину взглядом тоскливого щенка – мне всё равно! Он был виноват передо мной, что, по‑моему, было абсолютно очевидно, а это значит, что у меня есть полное право на него злиться.

Однако, не смотря на “полное право”, я, почему‑то, не злилась, но и не жалела об этом. Как и не жалела его самого. Мне просто не хотелось, чтобы он огорчался, тем более из‑за меня. В конце концов, его кровь сейчас текла в моих жилах…

К окончанию вечера я вновь ощутила себя неблагодарной.