Обреченные стать пеплом

– Парень, который вытащил тебя из машины? – спустя несколько секунд, бесцветным тоном поинтересовался Дариан, что могло означать, что он недоволен тем фактом, что меня посещает некто, с кем он не знаком. Старанно, но он, словно так же, как и я, не узнавал в яркой внешности этого “парня” звезду английского футбола. Я не нашлась, что ответить, поэтому просто продолжила молчать. – И часто он к тебе заходит? – на последнее слово в своём вопросе Дариан сделал слишком заметное ударение.

Я хотела ему ответить, что Робин навещает меня куда чаще, чем он, но побоявшись того, что мои слова побудят Дариана посещать меня чаще, скупо выдавила:

– Впервые, – солгала я, и Дариан это сразу же заметил, поэтому я мгновенно приняла защитную стойку. – Я больше не собираюсь перед тобой отчитываться. Пусть этим занимается медицинский персонал или просто прохожие, не имеющие ко мне никакого отношения, – я специально сделала акцент на последних, пытаясь ввести Дариана в заблуждение относительно Робина. Не знаю почему, но мне не хотелось, чтобы эти двое столкнулись в диалоге. – Это был долгий день. Я устала и хочу спать, – коротко подытожила я.

Ещё несколько секунд испепеляя меня взглядом, Дариан наконец поднялся и, настолько неожиданно и крепко поцеловал меня в макушку, что я не успела хоть как‑то на это отреагировать. Он вышел из палаты шагом, красноречиво говорящим о его недовольстве и о том, что он обязательно вернётся за реваншем. Но не сегодня. На сегодня я была свободна. Поэтому, подождав ещё пару минут, я выскользнула из‑под одеяла и, прихрамывающим шагом, направилась в палату Робина. Он меня ждал.

 

Робин ни слова не спросил у меня о Дариане. Вместо этого он предложил мне чашечку настоящего чая, а не того, что мы иногда выпивали из аппарата горячих напитков. Выпив целых три чашки, я словно наполнила свои вены свежим кислородом и даже слегка приободрилась, но ненадолго.

– Ты читала утреннюю колонку Лондонского обозревателя? – с любопытством посмотрел на меня Роб, и я машинально бросила взгляд на газету, лежащую на журнальном столе в виде свернутой трубочки. Именно с этой газетой Робин сегодня пришёл ко мне и застал меня в обществе Дариана, я была в этом уверена.

– Случилось что‑то важное? – без единой беспокойной мысли предположила я.

– Возможно только для некоторых… В частности, для тебя, – Робин протянул мне газету.

Фотография Стивена Эртона на весь разворот страницы ввела меня в оцепенение, поэтому я не сразу прочла крупный заголовок статьи: “Разорившийся акционер компании *** Стивен У. Эртон найден застреленным неподалёку от аэропорта Рио‑де‑Жанейро”. Всё, что я поняла из длинной, тяжеловесной статьи, никак не желающей проникать в мой распалённый мозг, это то, что предполагаемая версия смерти С. У. Эртона: расправа. Вот только речь шла о расправе со стороны наркодилеров, с которыми Эртон, предположительно, был как‑то связан. Версия шитая белыми нитками. Это можно было заметить даже невооруженным взглядом, не то что моим, замыленным на фоне происходящего сейчас в моей жизни хаоса.

– Дариан ничего тебе об этом не говорил? – вдруг поинтересовался Робин, когда я положила газету себе на колени.

До сих пор я не понимала, что всё это время Роб пристально наблюдал за моей реакцией. Значит, Робин был в курсе Эртона. Откуда?.. Не важно… Это могло всплыть где угодно и когда угодно: так же, как он узнал и о моём имени.

Правда заключалась в том, что Дариан ничего не сказал мне о летальном исходе Эртона в этой истории. Ни единого словечка или хотя бы намёка. Тишина.

Не в силах сказать об этом Робину, я, сглотнув комок из боли и напряжения, лишь отрицательно покачала головой…

Вместо того, чтобы быть со мной рядом, Дариан выбрал месть. Причём жестокую…

Что ж, он отомстил, и теперь я не сомневалась в том, на что он способен. Как и в том, что он выбрал не меня… В его списке срочных дел нашлось нечто более важное, чем моя жизнь, и этим “чем‑то” оказалась смерть Стивена Эртона.

К глазам начали подступать слёзы, и я в очередной раз сглотнула комок, вставший поперёк моего судорожно сжимающегося горла. Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя, и Роб, всё это время внимательно наблюдавший за мной, любезно предоставил мне это время.

Наконец, окончательно придя в себя, я отложила противную мне газету на стол и приняла предложение Робина прогуляться по коридору. В момент, когда мы поднялись, чтобы покинуть палату, он проницательно посмотрел на меня сверху вниз и вдруг произнёс:

– Мне сегодня сказали, что я с “феноменальной скоростью” иду на поправку. Возможно, меня скоро выпишут.

То ли я всё ещё не отошла от новостей о судьбе Стивена Эртона, то ли я всё ещё была слишком зациклена на мыслях о Дариане, а может быть дело было совсем и не в этом, только, услышав новость о скорой выписке друга, я почему‑то совсем не обрадовалась. Мало того, ещё чуть‑чуть, и я бы даже, наверное, огорчилась, но вдруг передумала.

– Что ж, я рада за тебя, – улыбнулась я максимально неискренней улыбкой, чего совершенно не осознала. – Прогуляемся сегодня подольше, а‑то вдруг завтра уже не увидимся?

Что за день‑то сегодня такой?!..

Робин согласился прогуляться подольше, но я вдруг словила себя на мысли о том, что на самом деле единственное, чего я хочу – это лечь в постель. Поэтому не прошло и часа нашей “прогулки”, как я отпросилась у него спать. В итоге эта наша встреча получилась самой короткой на протяжении всего нашего знакомства.

Робин шёл на поправку, и я с этим ничего не могла поделать, и даже если бы могла, точно не пожелала бы ему вреда, лишь бы только он каждую ночь приходил гулять со мной по сумрачным коридорам больницы.

Жизнь вокруг меня продолжалась, и она, определённо, когда‑нибудь продолжится и у меня. Жду не дождусь…

Хотя это и есть самая откровенная ложь всей моей жизни. Ничего я на самом деле не жду.

 

Глава 12.

 

В июне неизменно ровно тридцать дней: ни днём меньше, ни днём больше. Тридцатое число – последний день первого месяца лета. И всё равно я напрочь забыла о встрече, назначенной мной немногим больше четырёх месяцев назад. Поэтому, когда Миша вошла в мою палату, я сначала испугалась, на мгновение решив, будто у меня начались галлюцинации, и я начала сама себе мерещиться. Впрочем, Миша, не смотря на внешне заметные изменения в положительную сторону, всё ещё выглядела похуже меня, так что я быстро осознала, что ко мне явилась вовсе не миссис Паранойя, жена Маразма, а моя сестра.

– Хреново выглядишь, – криво ухмыльнулась она.

– Обычно эти слова говорила тебе я, – улыбнулась в ответ я, и мы вдруг совершенно неожиданно, словно по какому‑то наитию, и совершенно непринуждённо, словно проделывали это при каждой нашей встрече, обнялись.

Наконец отстранившись, Миша обошла мою койку, поставила пакет с угощениями рядом с тумбочкой и, сев на стул, посмотрела на меня.

– Принесла фрукты? – решила для начала уточнить я.

– Фрукты тебе будет носить Пандора или Пени. Я принесла тебе шоколад.

– Шоколад? – я едва ли не впервые за долгое время своего общения с кем‑то из родственников улыбнулась так искренне. – Это и вправду что‑то новенькое. Мне только фрукты и приносят.