Один год жизни

Посмотрев на свои джинсы, я уже хотела сказать, что мне всё‑таки стоит переодеться (я тайно питала надежду на то, что дверь в моей комнате захлопнется и, по уважительным причинам, я не смогу подменить Доротею), но мать подтолкнула меня в спину, после чего тихо прошептала: “Дорогая, не заставляй ждать джентльмена”. Для мамы джентльменом являлся всякий мужчина, сидевший за рулем относительно нового автомобиля.

“Прощайте, ангелочки”, – мысленно обратилась я к своим племянникам, которые с завистью смотрели на свою тётю, с несчастным видом садящуюся в шикарную машину “джентльмена”. Они хотели поменяться местами со мной, я жаждала поменяться местами с ними – всё было по честному, но схема всё равно не работала. Пытаясь взять себя в руки, чтобы не прослезиться, я пристегнула ремень безопасности как раз в тот момент, когда Дин начал обрисовывать кофточку Элис розовым мелком, а мама начала закатывать глаза на фоне происходящего.

 

– А. Это ты, тупица, – с порога обрадовался моему приходу маленький бандит. – Какое убожество на тебе одето. Тебя привез Рик? Наверняка ты испачкала всю обивку в его автомобиле.

Я скрестила руки на груди. Около года назад бабушка где‑то вычитала, что скрещенные руки являются невидимым барьером, за которым человек пытается скрыться от неприятных эмоций или ситуаций. Еще год назад я не придала этому факту никакого значения, сейчас же словила себя на мысли о том, что за прошедшую неделю я как никогда часто стала скрещивать руки именно во время общения с Мартином, или закидывать ногу на ногу, когда приходилось с ним бороться сидя.

– Мне повезло, что на выходных обед готовит повар. Не придется есть твою стряпню.

– Поверь мне, моя стряпня – не самое страшное, что может случиться с человеком.

– И что же может быть страшнее твоей готовки? Твой прикид?

– Досуг, проведенный с тобой.

– Точно! Досуг, проведенный с тобой. Как я мог такое забыть?

Для своего возраста Мартин был: а) слишком агрессивно настроен по отношению к посторонним людям, б) слишком подвешен на язык. И поверьте мне, оба эти качества неплохо потворствовали друг другу. Как сказал бы мой отец: «Не тронь какашку, чтобы не завоняла». И это еще мягко сказано. Почему‑то именно сейчас, смотря на Мартина, я глубоко осознавала, как же часто наши с отцом взгляды на мир сходятся. Просто поразительно.

Мои отношения с Мартином были похожи на затяжную борьбу за власть. Он не хотел видеть моего лица – я предлагала ему закрывать глаза в моем присутствии. Он не хотел слышать моего голоса – я предлагала затыкать ему уши. Он не хотел, чтобы я готовила ему обед – я предлагала ему голодать. Это был замкнутый круг борьбы за уважение. Мальчишка попросту не мог уважать малознакомого человека, который вынужден работать нянькой, чтобы содержать свою семью, я же не могла уважать человека, пусть даже несовершеннолетнего, капризы которого оплачивает платиновая карточка родственника.

До обеда мы ссорились (дело дошло до швыряния лего), во время обеда ситуация не улучшилась, так как Роланд был в отъезде, поэтому за столом творился хаос из хлебных крошек, которые периодически летели мне в лицо, и разорванных салфеток, так как моё воспитание мне не позволяло бросаться едой. Всё закончилось тем, что я выплеснула в лицо наглеца полстакана воды. Всхлипнув носом (благо ему нечем было мне ответить, так как свой сок он давно выпил), Мартин выбежал из столовой, а я еще долго извинялась перед кухаркой, помогая ей убирать со стола.

Дальше – хуже. Когда я вошла в гостиную, меня ожидал поэтический беспорядок – вся зола из камина волшебным образом перенеслась на ковёр. Больше часа я пыталась вернуть ковру прежний цвет, думая о том, что если с меня еще и за него вычтут из зарплаты – смысла работать в этом доме нет. Всё равно весь заработок пока уходил на погашение задолженностей по вредности Мартина и, с такими темпами, я уже скоро в кредиты здесь начну влезать! На пару с пятновыводителем, я более‑менее справилась с ковром, но всё равно он выглядел изрядно пострадавшим. В итоге пришлось просить Джонатана о помощи со стороны уборщицы.

Пока я разбиралась с ковром, Мартин и звука не издал из своей комнаты. Когда же я обратила внимание на тишину, у меня чуть сердце не остановилось от предвкушения. Я медленно открыла дверь в спальню маленького лепрекона и с облегчением выдохнула, застав его за игрой в очередную, модную компьютерную стрелялку. Примерно через час мы снова вступили в противостояние: кому достанется кресло‑качалка, кто управляет пультом от телевизора, кто на самом деле тупица, кто войдет первым в туалет – всякий раз, когда я шла в уборную, он вскакивал со своего места и запирался там минимум на десять минут! Я даже начала иногда имитировать желание посетить уборную, чтобы побыть наедине с собой. У нас всё решалось через неминуемые дебаты.

 

Глава 11

 

 

Около шести часов вечера мы с Мартином отправились в сторону цветущего сада, расположенного в пятистах метрах за поместьем.

– Ты редкая тупица. Как Кэрол вообще могла принять тебя на работу?

– Меня принял Роланд.

– Наверное не вынес твоей тяжелой энергетики обиженной и нуждающейся. Ты ведь наверняка нуждаешься в деньгах, раз уж взялась работать нянькой.

– Раз уж я всё еще терплю тебя…

– Наверняка копишь на какую‑нибудь подержанную тачку, чтобы потом хвастаться перед друзьями ржавой клячей. Или на супердорогие мега‑лабутены, чтобы сверху вниз смотреть на подруг‑неудачниц, таких же как и ты.

– У меня хоть какие‑то друзья есть, в отличие от его величества Мартина.

– У его величества Мартина, как ты выразилась, есть больше, чем какое‑то жалкое внимание друзей.

– Да? И что же это?

– Брат.

– Ты хотел сказать – кошелек брата.

– Я хотел сказать то, что сказал. Никто, кроме тебя не виноват, что ты не умеешь слушать. Хотя, может это передалось по наследству и ты тут и вправду ни при чем.

– Закрой рот, – тяжело вздохнув, попросила я.

– Твоя работа слушать то, что я тебе говорю, так что лучше не хлопай своими покрасневшими от негодования ушами. И, кстати, у меня есть друзья, но они все остались в Лондоне…