Один год жизни

– Конечно нет. Кроме одной, – вступилась за сестру я, намекая на невозможность Эмилии зачать ребенка. После моего замечания, Эми бросила вилку и резко встала из‑за стола, явно давая понять, что она колоссально оскорблена. Так было всегда – Эми ударяла Тэмми во всё еще кровоточащую рану, но никто, даже сама Тэмми, не смел ткнуть носом Эмилию в её собственную боль. Никто кроме меня. Всякий раз, когда старшая сестра переходила рамки дозволенного, Тэмми замыкалась в себе, а отпор за нее давала именно я.

Эмилия ушла из‑за стола “красиво”, но никто за столом не упрекнул меня за сказанные мной слова, по‑видимому прекрасно осознавая, что я права. Только мама с укором посмотрела на меня, как собственно делала всегда в подобных ситуациях, а Тэмми снова замкнулась в себе. Не представляю, как бедняга умудрялась выживать без меня в этом доме.

 

Глава 16

 

 

С наступлением солнечных дней в “самурайском” внутреннем дворике, соединяющем поместье и дом, в котором я работала, развесили подвесные вазоны с пеларгонией, которая только начинала зацветать красивым, малиново‑алым цветом. В горшках, расположенных по углам двора, уже расцветали первые, бледно‑розовые тюльпаны, а плющ на перилах, отделяющих деревянные дорожки от газона, зазеленел буквально за двое теплых суток.

Якоб, шестидесятилетний садовник, неплохо справлялся со своей работой. В один из солнечных апрельских полдней, я помогла ему установить по центру внутреннего дворика небольшой, деревянный, садовый столик и тройку шезлонгов, входящих к нему в комплект.

С наступлением мая, всё своё свободное время, которое в основном выпадало до часа дня, когда Мартин был занят учёбой, я теперь проводила не в кресле‑качалке у камина, а в цветущем и пахнущем внутреннем дворе. С утра здесь было достаточно прохладно, поэтому я ютилась в его крайнем правом углу, который к половине десятого уже был залит теплыми лучами майского солнышка. К полудню же солнечный свет разрастался почти на всю территорию двора.

Я никогда не боялась, что меня здесь кто‑нибудь заметит, хотя именно этот двор соединял главный особняк с домиком Мартина. Джонатан, как и весь штат прислуг, обитал в особняке, и даже если бы он застал меня валяющейся на шезлонге, мирно читающей какой‑то невероятно дорогой глянцевый журнал, который могли себе позволить выписывать лишь жители Б***‑стрит, я бы не смутилась, так как проводила здесь своё время только после того, как все мои обязанности были ответственно исполнены.

Что же касается Роланда – он еще ни разу не приходил в маленький дом (за исключением того раза, когда Мартин порезал себе палец). Парень был явно не из тех работодателей, которые проверяют мельчайшую работу своих сотрудников. Он даже не хотел у меня просто поинтересоваться, как идут наши дела с Мартином (а наши дела с Мартином вообще никак и никуда не шли – они стояли). Так что я не боялась встретиться здесь с Олдриджем. Обычно приближающиеся шаги принадлежали только одному человеку – Рик приходил оповестить меня о конце своего персонального элизиума и начале чистилища для меня, по итогам которого, завтра я снова окажусь на этом же месте, в это же время. Замкнутый круг, разрываемый только выходными.

Мы с Доротеей решили, что по выходным работать будет она, так как:

А) У нее с Мартином были более терпимые отношения, нежели у меня.

Б) Деньги ей требовались не меньше моего, но часов работы в будние дни ей выпадало меньше.

В) Большую часть выходных Роланд проводил с Мартином вне поместья.

Г) С меня было достаточно и той апрельской субботы, которая выпала из моей жизни вместе с одним седым волосом.

В прошедшую субботу состоялась первая встреча Джудит Фейн с двойняшками. Мама всё утро злобно замешивала тесто, пытаясь хоть как‑то усмирить свой пыл. Когда же Джудит с судебным приставом оказалась на пороге нашего дома, я сначала всерьез подумала, будто маму схватил сильный спазм, но оказалось, что это она всего лишь попыталась улыбнуться. Встреча была более чем просто холодной – она была ледяной. Всё происходило в гостиной: моложавый судебный пристав сидел на кресле; Джудит пыталась изображать нежные чувства, гладя детей по головам; дети не понимали, чего хочет от них эта странная женщина – у них уже есть две бабушки; старшее поколение стояло на входе в гостиную и, скрестив руки на груди, наблюдало за происходящим; Эмилия, не выдержав нервного напряжения в доме, еще до прихода нежеланных гостей отправилась к Эмметту; Тэмми замкнулась в себе и заперлась в своей спальне; я, заплетя высокий хвост на макушке, сидела на своем месте за столом и искоса наблюдала за происходящим, попивая остывший чай.

Нелепое свидание продлилась всего сорок пять минут, хотя на законных основаниях могло длиться целых два часа. По‑видимому, это мучение закончилось столь быстро из‑за того, что в итоге женщина так и не смогла выйти на контакт с замкнувшимися в себе детьми. После ухода ненавистных гостей, отец начал вслух говорить такие слова как: “хрень”,”фигня”, “маразматичка” (в последние дни конкретно это слово в нашей семье стало звучать несколько раз на дню) и прочие неправильные слова, поэтому мама отвела детей наверх и оставила их с тётей Тэмми, которая всё еще не отошла от стресса. Суббота была полностью испорчена, но, к сожалению, это была не единственная испорченная суббота в нашей семье. На следующей неделе всё повторилось снова, только на сей раз Джудит задержалась на нашем диване на целый час и пятнадцать минут (после ухода этой женщины мама трижды пылесосила мягкий угол, чтобы окончательно стереть запах своей соперницы, хотя и выглядело это со стороны совершенно нелепо). И вот до очередного слушания, как и до моего выходного, оставалось меньше двадцати четырех часов.

День был настолько тёплым, что я могла себе позволить расхаживать по внутреннему двору в одной футболке и сильно рваных джинсах – перед выходом на работу обнаружилось, что бабушка закинула в стиральную машину все мои штаны, кроме тех, которые она хотела подлатать. Перед уходом на работу Эмилия заперла свой шкаф, как делала это всякий раз, выходя из своей спальни, так что её штаны взять было невозможно, а штаны Тэмми не подошли мне по росту – оказались СЛИШКОМ низкие в талии, из‑за чего на мне выглядели еще более откровенно, нежели драные джинсы. В итоге я наплевала на то, что рваные, дешевые джинсы – это слишком вульгарно для элитного дома. В конце концов, не в мокрых же штанах или в маминой старой юбке мне идти на работу!

И как назло, именно сегодня, на входе я столкнулась сразу со всеми: с Джонатаном, с которым, впрочем, вижусь ежедневно, с кухаркой, садовником, горничной и Роландом. Олдридж, по словам Джонатана, как раз только что вернулся с какого‑то важного совещания. Роланд был весь в брендах (не зря начиталась в этом доме глянцевых журналов о моде): туфли от Прада, одежда от Дольче Габбана, швейцарские часы от Ролекс, духи от Версаче и разговаривал он как раз по последней модели айфона. На мне же были носки от прошлого сезона, футболка от старшей сестры, штаны, спасенные от бабушки, пахла я дешёвым ополаскивателем белья, а телефон у меня был, из‑за недавнего падения, с отличным 3D эффектом треснутого экрана. Я выглядела как среднестатистическая девушка – не хуже и не лучше многих, но на фоне Олдриджа постоянно чувствовала себя настоящей оборванкой, отчего и старалась как можно реже пересекаться со своим нанимателем (берегла остатки самоуважения).