Осколки грёз
– Ну конечно, ты просто без причины сбегаешь от меня, а потом обжимаешься с другой, – она развернулась в сторону Ванессы и толкнула ее в ближайший стол с напитками.
– Ты что, совсем спятила?
Платье Ванессы намокло, покрывшись разноцветными пятнами. Я подбежал к ней, чтобы помочь подняться.
– Что тебе от меня нужно? Разве между нами что‑то было? – ответил я Эмили на ее внезапную и необоснованную агрессию.
Не дав мне закончить, девушка попятилась назад и, пару секунд простояв в ступоре, взглянула на меня жалобно. Вокруг начали собираться люди, прибежавшие на крики. Некоторое время мы молчали, будто пытаясь переварить все сказанное. Я видел, как глаза Эмили наполнились слезами. Она стояла неподвижно до тех пор, пока толпа не начала издавать смешки. Эмили бросилась бежать подальше от этого гнилого места. Девушка с розовыми волосами, которая все это время стояла рядом с Эмили, последовала за ней.
– Кто она? – грубо спросила Ванесса.
– Неважно. Пойдем.
Внутри я кипел от злости. Что вообще возомнила о себе эта девчонка? Оставшийся вечер я провел в окружении бывшей подруги. Мы много разговаривали, пытаясь наверстать упущенное время. Она сильно изменилась, но изменились ли мои чувства к ней?
– Я решила вернуться в Уайт‑Плейнс. Как ты смотришь на то, чтобы я вновь начала заниматься в вашей группе поддержки?
– Думаю, что это отличная идея. Так я смогу чаще видеть тебя. После того, как ты уехала, на одну красивую девушку стало меньше. Ты была не только лучшей танцовщицей, но и капитаном группы.
Иногда мне казалось, что я слишком много говорю, но моя раскрепощенность в тот момент брала верх над самоконтролем.
Я проснулся в холодном поту посреди ночи. Снова паническая атака[1]. Я выпил стакан воды и схватился за голову, пальцы запутались в неряшливых кудрях, только усиливая боль. В таком положении я просидел около часа, пока приступ не закончился.
«Черт!»
Внезапное желание разгромить дом, как обычно делал мой отец, постепенно отступало. Переминаясь с ноги на ногу, слегка пошатываясь от сильного напряжения, я подошел к окну и приземлился на заваленный подушками подоконник. Осенняя прохлада душила, а стучащий по крыше дождь приносил спокойствие. Капли медленно сползали по окну. Меня начало трясти от холода, и я потянулся за теплым свитером, который свисал с края стола. Временами меня преследовала бессонница. Однако я всегда искал в недосыпе положительные стороны. Обычно ночью просыпалось вдохновение. Взгляд упал на мольберт.
Дрожащими руками взял в руки кисть и начал вырисовывать небрежные образы, линии, черты, рождавшиеся на лету в голове. Сперва картина удавалась, но спустя время, взглянув на измазанный красками холст, я осознал, что все нарисованное – никчемно. Краски смешивались в одно серое пятно, линии под конец стали резкими и заглушали друг друга. Что бы я ни начинал, все сводилось к одному – провалу, грязному пятну. Порой мне казалось, что вся моя жизнь – это то самое серое пятно на мольберте. Несколько минут я пытался понять, что не так, почему все рушилось.
За окном начало светать. Сквозь темные тучи я заметил, как на небе еще проглядывали бледные маленькие искры.
«Звезды!» – буквально осенило меня, и я тут же вспомнил об Эмили.
В голове я прокручивал случившееся на вечеринке до тех пор, пока не осознал, как ужасно поступил. Не знаю, что на меня нашло, почему я так резко ушел. Я почувствовал себя полным идиотом. Эта девушка странно действует на меня.
Огорченно взглянув на часы, я увидел, что уже было около четырех утра. Вряд ли у меня получится что‑то стоящее. Наверное, живопись – это действительно не мое.
Я понимал, что пока не разберусь в себе, не смогу творить. Творческий кризис преследовал меня почти год. Не было ничего, что могло бы сдвинуть меня с мертвой точки. Не снимая с себя свитер, я лег обратно в постель в надежде уснуть.
Первая учебная неделя далась тяжело. К профильным предметам добавились история искусств и архитектура, которые должны были стать неплохой базой для поступления. Я делал много чертежей в качестве домашнего задания, а в перерывах пытался отрисовывать наброски.
После уроков я, как обычно, решил заглянуть к миссис Вернс.
– Можно?
– Здравствуй, Стэнли. Конечно, проходи. Как твои успехи?
Миссис Вернс была преподавателем искусствоведения и единственной, кто действительно верил в меня. Она отличалась от серой массы учителей, желающих смешать тебя с грязью. Ей нравилось быть на одной волне со своими учениками, за это ее и полюбили. Женщина выглядела чуть старше своего возраста из‑за того, что носила исключительно одежду в ретростиле и очки с серебристой оправой.
– Пока без изменений, но у меня есть пара идей для новой картины, – неуверенно ответил я, облокотившись на первую парту напротив школьной доски.
– Не переживай, такое часто случается у творческих людей. Лучше творить, когда сердце к этому лежит, чем пытаться его обмануть.
– Вы правы. Просто, когда долго нет вдохновения, опускаются руки.
– Значит, ты еще не нашел свою Музу. Ты лучше меня знаешь, что для многих художников Музой были их возлюбленные. Вспомни того же Клода Моне, Рембрандта. А Сальвадора Дали с его прекрасной картиной «Галатея со сферами», где девушка изображена из множества маленьких сфер‑атомов, сливающихся в единый коридор!
Миссис Вернс подбадривающе улыбнулась. Внезапно она схватилась обеими руками за голову.
– Я совсем забыла тебе сказать! – Преподавательница в спешке подбежала к столу и начала перебирать все бумаги, переворачивая свое рабочее место вверх дном. – Нашла! Вот!
– Не томите, миссис Вернс.
[1] Панические атаки – приступы сильной тревоги или страха, сопровождающиеся учащенным сердцебиением и ощущением «удушья», «нехватки воздуха».
