Осколки нашей истории
Неужели она это про меня? Даже сердце екает, когда про это думаю. Но потом вижу, как Мари мечет на гогочущих одногруппников гневный взгляд и убирает в кейс наушники, и мозаика складывается. Она не слышала моих извинений!
– Зяблик, – начинаю я и чуточку придвигаюсь к подруге. Так хочется обнять эту буку, но боюсь, что укусит. Может ведь! – Прости, что вчера положила трубку.
Она смотрит на часы над белой доской для маркеров, а потом достает из пенала резинку для волос. Кажется, что на меня подруга никак не реагирует, но она вдруг выдает:
– И?
Недоуменно хмурюсь и продолжаю это делать, когда Мари, все‑таки собрав темные волосы в высокий хвост, поворачивается ко мне всем телом.
– И за что еще? – подсказывает она и устраивается поудобнее.
М‑да. Видимо, список моих грехов гораздо длиннее, чем я сама думала.
– И за то, что сбежала с собрания.
– И?
– И за то, что пошла в издательство без тебя. И за то, что фотку скинула сначала на канал, а не тебе. И за то, что не предупредила, что буду на свидании с Филом.
– Свидание, – передразнивает она вполголоса, но я делаю вид, что не слышу.
Неприязнь Мари к Филу естественна, как комары летом. Неприятно, но никуда не деться. Можно только страдать, терпеть и ждать, когда это кончится.
– А еще прости за то, что не позвонила и не написала вчера вечером, хотя должна была… Просто…
– Ты опять поругалась с родителями, я знаю.
Серьезно? Вот так новость! Мои брови подлетают так высоко, что могли бы коснуться волос на макушке.
– Откуда?
– Моя мама вчера звонила твоей. У нас соседка по подъезду заболела. Нужно, чтобы кто‑то приходил раз в пару дней и ставил ей капельницы. Вот мама и хотела твоей предложить. А дальше… Ну сама понимаешь.
Понимаю. Не способны две женщины вроде наших с Мари родительниц говорить только по делу. Телефонный звонок – это тебе не весточка в соцсети. Одна строчка – и дело в кармане. Нет. Звонок (тут нужно говорить очень высокопарно и одухотворенно) – это мост между душами, способ излить собеседнику все, что беспокоит.
Причем даже если с собеседником говоришь раз в полгода. Как наши с Мари родители.
– Ты поэтому на меня не злишься? Знаешь, что мне уже вчера влетело?
– Как это не злюсь? Посмотри в мои глаза, Геля, – она картинно оттягивает нижние веки, – видишь презрение, что плещется в них?
– Я вижу только недосып. Кто‑то опять допоздна переписывался с Андреем?
– Ой‑й. Стрелки‑то не переводи! И вообще, не думай, что…
Мари явно недоговорила, но завершить тираду ей не дает Вероника. Едва староста появляется на пороге, ее взгляд устремляется на меня, а голос звенит так громко, будто Вероника говорит в микрофон:
– А вот и наша будущая «Мисс Белый халат»!
Одногруппники оборачиваются на меня с тем же недоумением, что сейчас читается и на моем лице. Понимающе улыбаются только те, кто вчера был на собрании, с которого я сбежала.
– А вот если бы ты вчера поговорила со мной, сюрприза бы сейчас не было! – не то с укором, не то с обидой шепчет Мари.
Я же строю возмущенную гримасу и, глядя на сияющую старосту, вопрошаю:
– Чего?
Часть ребят опять смеются, а Вероника, проходя за свою парту, советует:
– Кольцова, расширяй словарный запас! На конкурсе нужно блистать во всей красе! До конца декабря время еще есть, так что…
– Какого конкурса? – Я подрываюсь с места так резко, что парта вздрагивает. Ручка катится на пол. Я подлетаю к Веронике и упираюсь рукой в ее столешницу, не давая разложить вещи. – Скажи нормально, хватит загадками сыпать!
– Ого! Посмотрите, какой прогресс словесности! – шутит кто‑то из парней, за что тут же расплачивается затрещиной от Влада.
Я благодарно киваю парню и возвращаю все внимание к Веронике.
– Никаких загадок, – пожимает плечами девушка и демонстративно поправляет белый колпак. – Только общедоступная информация, которую озвучили на вчерашнем собрании.
Клянусь, если мне еще раз напомнят про вчерашний прогул, я начну выдыхать пламя!
– Гришковец, кончай драму разводить! – вступается за меня Мари. – Скажи уже нормально. Пара через пять минут начнется!
Вероника заносчиво хмыкает и отбрасывает тугую черную косу за плечо – еще одна сцена, которую придется вытерпеть.
Так‑то Вероника классная девчонка, но иногда мне кажется, что у нее в черепе вместо мозга – ворох проводов. Случайное короткое замыкание – и личность доброй Вероники стирается в пыль. На сцену выходит староста‑душнила.
– Короче, говорю для прогульщиков, и только один раз…
Боже…
– Повторять не буду. В конце декабря университет устраивает предновогодний бал, где, помимо танцев, будет проходить конкурс «Мисс Белый халат». От каждого потока нужна претендентка или несколько. Так как добровольно из присутствующих активистов нашего потока почему‑то никто не вызвался, тебя выбрали «по умолчанию».
– И как это случилось? – выгибаю бровь, пристально наблюдая за старостой. Не сомневаюсь, что стала претенденткой с ее подачи. Не могу сдержаться и саркастично добавляю: – Меня же не было на собрании.
– В списках присутствующих была, и ладно. И вообще радуйся! Пропуски я тебе в итоге все равно закрыла.
– Еще бы ты после такой подставы этого не сделала!
В аудиторию входит Сатана, и вся группа замирает. Сидящие выпрямляют спины и как первоклашки складывают руки перед собой на парты. Стоящие вытягиваются по струнке, как солдаты на плацу.
– Все собрались? – Даже простой вопрос Сатана задает рявканьем.
– Две девочки еще в гардеробе, – смело говорит Вероника.
Все ждут, что преподавательница скривится от негодования, начнет плеваться ядом и проклинать опаздывающих. Но она смотрит на часы и выходит из аудитории, перед этим сказав:
– Две минуты до начала занятия!
Воздух, который мы все разом облегченно выдыхаем, мог бы прокатиться по аудитории волной и захлопнуть распахнутую дверь. Скорое начало пары подстегивает повторяющих активнее листать страницы учебника, а болтающих – обсуждать все животрепещущие темы в ускоренном режиме.
– А что от меня требуется‑то в итоге? Просто выйти в декабре на сцену? И все?
