Пара-другая нормальных явлений
– Это как в Библии? – робко спросила Ева.
– Нет, Библия останется здесь. У вас будет своя история. Такая, какую вы сделаете.
– Мы согласны! Правда, Ева? – Адам повернулся к любимой. – Ты же хотела быть вместе!
– Да, Адам, конечно.
Он едва успел перевести дух, как вдруг Ева задала вопрос, обращаясь к грозной фигуре: «А мы можем взять с собой удочки и велосипеды?».
Над озером снова прокатился рокот. Похоже, незнакомца ситуация сильно забавляла.
– Да, и удочки, и палатку берите.
В считанные минуты влюбленные собрали свой скарб и встали, придерживая руками велосипеды.
– Добро пожаловать в Эдем, – сказал незнакомец, и серебряная сеть с шуршанием поползла по траве, оставляя за собой черное непроницаемое для взгляда пространство.
Адам и Ева переглянулись и вошли в Портал.
Эдем начал заселяться.
Маленькая фиолетовая хромосома
Его первый крик раздался ровно на стыке двух годов – старого и нового. Прямехонько в полночь.
Никто потом так и не вспомнил, то ли отбили‑отзвенели свои положенные удары куранты, то ли младенец запищал вместе с последним из них. Да, по правде говоря, в то время никто особо и не вспоминал, не до того было: тут тебе праздник, а в родильном отделении словно сговорились – все места заняты, а новых рожениц всё везут и везут. И ведь не откажешь, не скажешь стонущей женщине: «Приходите после праздников». Врач и обе акушерки просто с ног сбивались, куда тут время запоминать, обмыли, обмеряли, запеленали, бирку привязали, чего еще? Роженица тоже не настаивала, смотрела на дитё и улыбалась счастливо.
Да и ребенок вовсе не проблемный, и вышел хорошо, и закричал, как положено.
– Смотрите, улыбается!
Возглас восторженной практикантки заставил старую акушерку поморщиться. «Откуда они берутся такие наивные, – мелькнуло в седой, покрытой стерильной шапочкой голове, – ничего, скоро поумнеет, вон их сегодня сколько». И она с тревогой оглядела ряд женщин, вздумавших рожать именно в эту темную новогоднюю ночь. «Дай Бог, чтобы со всеми так обошлось».
Но тревога оказалась напрасной – все, как один, детишки выходили здоровенькие, оглашая родильный зал громкими криками.
К утру, когда мамы с новорожденными уже отдыхали в палатах, акушерка присела наконец на маленький табурет и посмотрела в окно. Рассвет окрасил сумерки в розоватую дымку, в которой сверкал фиолетовыми искрами выпавший за ночь снег. И стояла такая оглушительная тишина, что казалось роддом, а может и весь город какой‑то маг накрыл фиолетовым волшебным шатром, заставляя поверить в чудо.
***
Эти молоденькие все время веселятся. Вот и сегодня тоже. И главное, хохочут так, что даже ей, опытной, умудренной, от улыбки не удержаться. Куда ни кинь взгляд, все хохочут.
Ничего подобного прежде не было.
Она хорошо помнила день, когда ее впервые привели в это тайное место, куда допускались только избранные. Девушек отбирали очень пристально. Многих, не выдержавших испытания, отправляли домой. Тех же, кто остался до конца, ждали жрецы и оракул. Только та, на кого укажут боги, войдет в храм. Остальных либо выдадут замуж, либо оставят в прислужницах навсегда. Второй попытки не будет.
Так было прежде.
Торжественно и серьезно.
Как же изменились времена! Разве когда‑нибудь можно было хотя бы предположить, что в этом зале окажутся не зрелые женщины, а почти девочки, только входящие в возраст. Какая уж тут серьезность, когда такие пигалицы, им бы еще в куклы играть, ишь как веселятся.
А что делать, людей‑то расплодилось вон сколько, со старыми временами и не сравнить. Вот и берут девчонок‑глупышек, жизни не нюхавших. Ведь у каждого должна быть своя судьба, а значит, надо кому‑то сидеть и прясть эту самую нить судьбы.
Руки ее привычно задвигались, старая Мойра вновь потянула пряжу, творя нить чьей‑то судьбы, тонкую и ровную, без единого узелка.
– А если фиолетовый? – звонкий девчачий голос выбился из общего гама, и старуха подняла голову, вглядываясь.
«Нет, не может быть!» – Она попыталась приглядеться, но ничего не увидела.
«Показалось, конечно», – подумала она и вновь унеслась мыслями куда‑то вдаль, а пальцы все продолжали и продолжали бездумно прясть прочную длинную нить.
И мысли ее текли так же ровно.
На полу валялось несколько фиолетовых прядок, но их никто не заметил.
***
Мальчик рос крепеньким. Не болел ни разу, даже когда зубки резались, температура не поднималась. Докторша даже удивлялась, редко такие детишки попадаются. На ее памяти этот – первый. Вообще не капризничает, ты его осматриваешь, а он смотрит фиолетовыми глазками и улыбается. Замечательный мальчишка.
И вот ведь, что интересно, вокруг него другие дети добром заражаются, что ли. Она случайно заметила, зимой. Ведь как получается, один в садик какую‑нибудь заразу принесет, все и подхватят. А ты бегай по гололеду, сопли лечи. А в этом году малыши болеть меньше стали. И на вызов приходишь – не капризничают. Не сразу сообразила, что к чему, потом уже сопоставила – все из одного садика. Как раз того, куда этого, веселого водят. Вот ведь как бывает.
***
В первый класс Макс пришел с огромными фиолетовыми гладиолусами. Надежда Петровна сразу его увидела. «Надо же, какой необычный мальчик», – подумала она, хотя вроде бы ничего необычного не было, ребенок и ребенок.
Но странное, дело, с ним все хотели дружить. Даже из старших классов приходили. Она поначалу прогоняла, думала, как бы не обидели малыша, но – ничего подобного. Почему‑то первоклассник, в чьих глазах время от времени проскакивали фиолетовые искорки, пользовался авторитетом.
Была и другая странность: с этого года в школе вдруг резко улучшилась успеваемость. Что‑то такое витало в воздухе, невидимое и неуловимое, отчего дети вдруг взялись за ум и направили свою неуемную энергию на пользу.
Причина этого так и осталась невыясненной, однако Надежда Петровна в глубине души верила, что все дело именно в Максе. Однако никому, конечно, об этом не говорила.
