Пара-другая нормальных явлений

За Лукасом двигалась кавалькада из остальных лам, тяжело нагруженных всевозможным скарбом. А за ними – семья. Эстебан, младший брат, помогал управляться с животными, женщинам же достались дети. Исабель шла молча, поддерживая одной рукой выступающий вперед живот, а другой – парео, в котором мирно дремал малыш Хуанито. Пепита, старшая, уже давно несла на себе Мигелито, а донна Тереса вела за руки хнычущих близнецов. Ясно, что все устали. Но также ясно, что останавливаться, пока они не пройдут перевал, невозможно. Он обязан позаботиться о семье и спрятать ее, пока не поздно. Потому что очень скоро они заметят, что Лукас не доставил груз, и тогда по его следу пошлют бойцов.

Лукас понимал, какой опасности он подвергает семью, но больше он не будет доставлять наркотики. Он кивнул, словно подтверждая свою мысль, и в глазах его вспыхнули фиолетовые искры.

 

***

Вседержитель был невероятно разгневан!

Даже Гера не отваживалась приблизиться к трону, на котором восседал владыка Олимпа. Все небожители, включая не только богов, но и полубогов и героев, сгрудились неподалеку в ожидании.

Наконец процессия, возглавляемая верховным жрецом, приблизилась к трону. Расступившиеся жрецы открыли взглядам огромную толпу оторванных от прялок и щуривших отвыкшие от света глаза Мойр. Никто не остался в священном убежище, никто не прял нить судьбы ни для кого из живущих. Люди – не боги, они подождут, пока Олимпиец решит судьбу виновной.

Кто‑то не выдержал нервного напряжения, и по группе Мойр пошло движение, в результате которого одна из них – совсем еще молоденькая – оказалась вытолкнутой вперед.

Зевс с потемневшим от ярости лицом взирал на эту дерзкую девчонку, по глупости натворившую невесть каких дел. По правде говоря, самым простым решением было бы немедленно испепелить ее молнией в назидание остальным. Но олимпийский суд должен быть справедливым, по крайней мере, хотя бы внешне. К тому же девчонка была хорошенькой. И даже, к большому его удивлению, не выглядела виноватой или испуганной.

– Что натворила ты, глупое создание! – рокочущим басом обрушился он на пигалицу.

Единодушно ахнув, олимпийцы затаили дыхание.

Однако девчонка, похоже, не испугалась. То ли круглая дура, то ли что‑то знает. Суд становился интересным, давно на Олимпе не случалось ничего захватывающего. Он махнул рукой, давая знак жрецам прекратить толкать растерявшуюся дурочку. Но никакой растерянности не было и в помине, в его глаза в упор смотрели яркие синие глаза девчонки:

– Я исправляю то, что было содеяно до меня. Для каждого, чью нить судьбы мне довелось прясть, нашлось у меня немного фиолетового волшебства. Мое веретено прядет нить другого сорта и меняет судьбы. И пусть я молода, немало судеб прошло через мои руки, немало на Земле людей, способных думать иначе и делать иное, чем прежде. Даже если ты поразишь меня прямо сейчас, я умру с мыслью, что я хотя бы пыталась исправить зло.

По Олимпу снова пронесся вздох. Громовержец даже заметил краем глаза, что некоторые боги приготовились поднять щит на случай, если он решит метнуть свою молнию. Но время молний еще не пришло. В конце концов, надо же узнать, что эта девчонка имеет в виду.

– О каком зле ты говоришь?

– Я об этих ужасных войнах, которые творят люди. Прежде они воевали копьями и луками, но теперь их оружия хватит на то, чтобы уничтожить всю жизнь на Земле. Почему ты позволяешь им это?

– Хм… – он замешкался с ответом, делая вид, что просто прочищает горло. Правда заключалась в том, что наблюдать все эти стычки, свары, скандалы и войны просто‑напросто интересно. Какие еще развлечения у Олимпийцев? Или ссориться самим, что, во‑первых, чревато, а во‑вторых, давно утратило новизну, или наблюдать за другими. Ведь потешно смотреть, как они мутузят друг друга. Правда, прежде, когда они убивали друг друга в личной сватке, ощущения были, пожалуй, поострее, можно было представить себя на месте победителя. Теперь же, когда они пускают всякие ракеты и беспилотники, приходится увеличивать число жертв, чтобы хоть как‑то усилить остроту переживания.

Но почему‑то говорить правду не хотелось. «Политкорректности набрался у людей, что ли», – ухмыльнулся он про себя, но вслух произнес совсем другое:

– А какое дело мне до того, что там внизу творят эти жалкие людишки? Да пусть хоть все всех поубивают, велика ли печаль!

– Ты что, правда не понимаешь?

Пигалица шагнула вперед и порывисто протянула к нему тоненькие ручки:

– Ты бог ровно настолько, насколько люди в тебя верят! Не будет людей, чьим богом будешь ты? Хватит ли тебе власти, если останется только горстка олимпийцев?

Девчонка била, что называется, не в бровь, а в глаз.

Зевс поднялся во весь свой могучий рост, уходя головой в облака, с утра уже сгрудившиеся над Олимпом. По небу прокатился мощный громовой раскат, сверкнула молния. Афина подняла над головой щит, под который устремились боги.

Из пробитых молнией тяжелых туч хлынул ливень. Сплошная стена дождя обрушилась на Олимп и его обитателей, не оставляя ни единого сухого места. И видно было сквозь водяную пелену, как девчушка, промокшая и жалкая, побрела прочь, потеряв всякую надежду.

– Постой!

Могучий бас прокатился по округе, а туча, недавно такая грозная, откатилась прочь, повинуясь властному жесту громовержца.

Она обернулась. Освещенный полуденным солнцем Зевс возвышался над Олимпом и молнии в его руках сверкали золотом. Он шагнул к ней:

– Так как, говоришь, ты делаешь эту волшебную фиолетовую краску? Научишь?

 

 

Привидения, духи и прочие

 

Дикарка из Волчьего леса

 

Местные в Волчий лес никогда не ходили.

В ближний – да сколько угодно. И ягоды там, и грибы в сезон, а то вдруг березка молодая для чего понадобится или там сухостой на дрова. Где брать? Ясное дело – в ближнем лесу.