Пара-другая нормальных явлений
На пороге стояла та самая смотрительница музея, в котором они по случаю дождя побывали в самом начале их семейной истории.
– Откуда вы, мать? – Вопрос сорвался сам, мужчина не успел отреагировать.
Но женщина не обиделась.
Впрочем, при ближайшем рассмотрении она сейчас и впрямь выглядела не старушкой, скорее женщиной средних лет.
– Узнал, значит. Я и не сомневалась, – усмехнулась она. – Пора. Они уже ждут.
Задавать вопросы типа «кто ждет, зачем и почему» стало стремительно некогда: малютка в очередной раз вывернулась из маминых рук, и вот она уже тут, и детская крошечная ручка уверенно держит за палец незнакомку, а розовая босая пяточка в нетерпении приплясывает у распахнувшейся от очередного порыва ветра двери.
Еще шаг – и дама, а с ней и девочка, оказываются посреди этой ветренной, насыщенной электричеством, влагой и черной неизвестностью темноты. И остается только в тревоге бежать следом за ребенком, изо всех сил пробиваясь грудью сквозь буйство природы.
Их буквально вынесло на берег.
В сполохах многочисленных молний перекатывались громадные водяные валы, с грозным ревом наступавшие на берег. И их дочка, их ненаглядная Гудрун – прямо в эпицентре этой сумасшедшей ночной вакханалии, оставив позади невесть откуда явившуюся незваную гостью, лицом к лицу со стихией!
Оба родителя домчались до девочки почти одновременно. Уже протянуты были руки, чтобы подхватить, уберечь дитя, пока ураган не утащил ее, как в свое время унес девочку Элли, пока чудовищный девятый или какой угодно вал не смыл хрупкое тельце в море.
Но почему‑то оказалось, что спасать никого не надо.
Ветер, порывы которого буквально сбивали с ног, здесь угасал до уровня легкого бриза. Волны же, сколь пугающими не выглядели, вблизи с шелестом отступали, оставляя на прибрежном песке только клочья пены.
Малышка счастливо смеялась и махала кому‑то своей крохотный, в детских перевязочках ручкой. Подняв взгляд, они увидели то, что не забыть до конца этой жизни, а то и всех последующих: тучи внезапно принялись менять очертания, на глазах принимая формы гигантских, с развевающимися волосами всадниц в воинских доспехах, с мечами, копьями и боевыми топорами. Всадницы, хохоча, – буря внезапно разразилась громовым хохотом‑рокотом, – снижались. Вскоре Гудрун, ее родители, а также смотрительница музея, да полно, смотрительница ли она, стояли в окружении валькирий, лихо гарцующих на конях, словно сотканных из ветра и морской пены.
– Приветствуем тебя, Мать! Спасибо, что привела ее! – гремела буря. И в такт словам мечи били в щиты, отражаясь в небесных сполохах молний и грома.
А девочка смеялась!
Ее не пугали ни буря, ни дикие всадницы.
Она протянула ручку.
Повелительный жест заставил спешиться весь легион воительниц. Оставив коней, тут же отступивших в море и слившихся с пеной, они обступили малютку:
– Гудрун, наша Гудрун, повелительница, – возглашали они.
Ничего нельзя было сделать.
Ни мать, ни отец, никто не смог бы противостоять этим неукротимым брунгильдам, явно не знавшим поражений ни в одной из битв.
Никто, кроме маленькой девочки. Она, светясь от радости, прикасалась к каждой воительнице, вызывая ответную радость и беспредельное восхищение. Ласки хватило на всех. После чего буйное племя небесных амазонок, радостно смеясь, вновь вспрыгнуло на возникших из морской пены коней, и вот они уже взмывают ввысь, скрываясь в фиолетовой тьме. И только доносится эхо возгласов «Спасибо, Мать» и «Повелительница Гудрун»…
А потом – тишина.
Нет, конечно, не так, звуки, разумеется, остались. Просто ветер, разметав тучи, утих, гроза то ли прекратилась, то ли ушла куда‑то в сторону. А море… А море тоже утихомирилось, лениво перекатывая небольшие уже волны, по которым побежала серебряная дорожка от чуть не доросшего до полной луны месяца.
Девочка внезапно широко зевнула и, как все маленькие детки, протянула ручонки к маме, просясь на ручки. Где немедленно и уснула, доверчиво склонив головушку на плечо. Недавно такие резвые, ножки свободно повисли в воздухе, так же, как и ручки, только что благословлявшие валькирий.
– Что это было? – Убедившись, что дочь в безопасности, отец подхватил под локоть старую, – теперь уже сомневаться не приходилось, – даму. – Кто вы такая и что происходит?! Я должен знать.
– Конечно. Вы должны знать. – Дама и не думала сопротивляться. Напротив, с облегчением оперлась на мужской локоть и последовала за ним в сторону дома. – Я с удовольствием выпью чашечку кофе и все объясню.
Вскоре утомленная малышка уже сладко спала в своей кроватке, а оба родителя напряженно взирали на гостью, с наслаждением пригубившую напиток.
– Помните музей? – спросила она.
Да, музей они, конечно, помнили.
– Вы, милочка, должны помнить, какое впечатление произвела на вас перчатка. Что вы тогда почувствовали?
Женщина задумалась:
– Почему‑то представила, что ее мог носить вождь, князь… Да, конунг! Конунг Олаф!
– Спасибо. А вы? Вы помните меч Бейнира?
– Бейнира… – покатал имя на языке мужчина. – Да, это был славный воин. Кажется, мы были побратимами… Но этого не может быть! Я не могу помнить Бейнира, как и она не может помнить конунга Олафа! Так не бывает!
– Отчего же, только так и бывает. – Старушка уверенно кивнула головой и сделала еще глоток. – Если бы вы хотели победить ваших врагов, что вы отняли бы у них, оружие или память?
– Память… – Ответ они произнесли одновременно.
– Именно так, вы отняли бы память. Только поэтому мы не помним своих друзей, свои победы и даже своих богов. – В голосе звучала горечь. – Но ведь вы помните! Вы помнили это, когда вновь и вновь приходили в этот мир. Во что вы играли в детстве?
Вопрос прозвучал внезапно и заставил задуматься.
– В войну!
– В свадьбу.
Два ответа прозвучали одновременно.
– В свадьбу с кем? – Гостья, не отрываясь смотрела на женщину.
– С ним, с Олафом… – Та, казалась донельзя растерянной. – Но ведь так не бывает!
– Но вы же помните! Свадьба состоялась?
– Нет, кажется нет… Я выходила на берег и ждала, и ждала… Он так и не вернулся.
– Да, тогда Олаф не вернулся. Кстати, а почему он должен был жениться именно на вас? Он же конунг.
