По ту сторону лжи
Я забрала сына из садика, и мы поплелись к автобусной остановке. Настроение у нас обоих было, мягко говоря, подавленное. Я ещё утром рассказала Мишке о нападении на БабТасю, естественно, заверив ребенка, что она скоро поправится. Мне предстояло ещё как‑то сообщить об аресте Славика, но видя как он расстроен, я отложила это на потом. До остановки мы так и не дошли, на повороте нас нагнала серебристая Тойота, и остановилась чуть впереди. Из машины вышел Айболит собственной персоной. Пожав сынишке руку, коротко спросил:
– Домой? – я молча кивнула, и мы, удобно устроившись на заднем сиденье, поехали с комфортом.
Дядь Петя ни о чем не спрашивал, только, бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида, сурово меня отчитал:
– Ты, Анютка, чего мальчишку с собой потащила? Смотри как сморило его! Ты, давай, если куда надо тебе, приводи к нам – присмотрим.
– Спасибо конечно, дядь Петь, да неудобно, у тебя своих дел полно, а тут мы еще…
– Чего это тебе неудобно? Обидеть хочешь? – он свирепо сдвинул брови.
– А тёть Поле он не помешает?
– Скажешь тоже… Да Полюшка только рада будет, своих‑то внуков мы с ней видать не дождёмся, так хоть с твоим парнем душу отведем. – и немного помолчав добавил – Замечательный сынок у тебя растет, Анютка, отец твой гордился бы таким внуком, жаль не дожил…
Мы оба погрузились каждый в свои воспоминания.
Дядь Петя был другом моего отца. Они дружили с самого детства, почти как мы с Катькой, и так же как мы сидели за одной партой. Бабушкины коллеги‑учителя, частенько ей выговаривали: как, дескать, она не боится дурного влияния хулигана и троечника Петьки Куницына, на её сына‑отличника Мишеньку. Но моя бабушка, обладала потрясающим чутьем, и на все укоры коллег она неизменно отвечала: «Петя хороший друг, и человек порядочный. Он никогда не предаст Мишеньку, а то что он пишет с ошибками, и шалит на уроках, я как‑нибудь переживу.» И ведь права оказалась моя бабуля: когда в страшной аварии погибли мои родители, дядь Петя помогал нам чем только мог и заботился как о родных. Он всегда был рядом, когда нам было трудно, как собственно, и сейчас…
Он подвез нас к самому дому, и, помогая выйти сонному Мишке, обратился непосредственно к нему:
– Так значит договорились, если что, бери Тихона да кота, и ко мне. – он пожал сыну руку и, оставив облачко пыли уехал.
Тишка с Кузей встретили нас претензиями. Котенок громким мяуканьем выражал своё негодование таким пренебрежительным отношением к его персоне. Тишка обиженно и немного презрительно фыркнул и отвернулся, всем своим видом показывая, что со мной он не разговаривает.
Кое‑как всех покормив и приласкав, (от усталости и переживаний всё валилось из рук) я сварила себе кофе и уселась в бабулино кресло: мне нужно было подумать.
Я никак не могла собрать мысли в кучку, кому и зачем понадобилось убивать бабТасю? Чтобы ограбить? Но что у неё брать? Нет, это просто глупо, наркоманов в деревне нет, ни среди деревенских, ни среди дачников. А чтобы пойти на убийство ради небольшой суммы наличных, нужно быть или наркоманом или отморозком, что в принципе одно и то же. Напрашивается вывод: деньги взяли, чтобы обставить всё как ограбление. А что на самом деле? Неужели я всё‑таки была права, когда опасалась, что бабТася во что‑нибудь вляпается? Я даже застонала вслух от досады. Не может такого быть, чтоб человека били по голове, за то что он выяснял кто и что волок по его кабачкам. Ну бывали у нас в деревне мелкие кражи, бывало что алкаши залезут зимой в пустующую дачу, что‑нибудь украдут да пропьют. Два года назад в пьяной драке собутыльники насмерть забили мужика, а лет десять назад один замёрз пьяный на речке – вот и все происшествия на моей памяти. Поэтому версия о том, что бабТася сунула свой нос во что‑то серьёзное и за это поплатилась, выглядела, по меньшей мере, неубедительно.
Я заглянула в пустую чашку: без кофе не думается, придётся идти варить. Задумчиво двигая по песку турку с закипающим кофе, я попыталась рассуждать обо всём этом отстранённо. Итак: поживиться у Крапивиных особо нечем, не стоит овчинка выделки. Версию, что бабТасю пытались убрать как свидетеля, тоже отбрасываем… или она всё же что‑то узнала или увидела… или нашла! Что там Маринка говорила про улику, которую нужно показать Славику? И почему именно ему?! Ах, ну да, мне нельзя показывать, я буду уговаривать её бросить свое дурацкое расследование. А может не такое уж и дурацкое, вдруг бабТася действительно до чего‑то докопалась? Но до чего?..
От закипания мозга меня спас мой мобильный телефон. Номер, высветившийся на дисплее, был мне незнаком, я нажала на кнопочку с зелёненькой трубочкой и, сглотнув (вдруг из больницы) выдавила из себя испуганное «Алло». Телефон властным женским голосом отчеканил мне в ухо:
– Здравствуйте, это Альбина Стеблова. Вы Анна? Мне ваш телефон дал Игорь Горянский, нам нужно встретиться, когда вам удобно?
Я выдохнула, и радуясь что мои страхи не сбылись (отсутствие новостей тоже хорошая новость), поспешила ответить.
– Здравствуйте, Альбина Альбертовна. Спасибо, что согласились нам помочь, скажите время и место, я приеду.
Телефон помолчал, и уже немного мягче, менее официально произнёс:
– Честно говоря, я бы хотела сама к вам подъехать, если вы не против. Хочу взглянуть на место происшествия, уточнить детали, чтобы иметь визуальное представление. Через полчасика подойдёт?
– Да, конечно, очень даже подойдет. – я объяснила Альбине как к нам удобнее проехать и, захватив чашку из‑под кофе, поспешила на кухню.
Ровно через тридцать минут, мягко шурша шинами, к нашим воротам подкатил белоснежный Фольксваген. Этих тридцати минут мне хватило, чтобы испечь рассыпчатое песочное печенье, источающее на всю округу аромат ванили.
Альбина Стеблова была личностью, в нашем городе, известной. Её лицо, частенько мелькало на страницах местных газет, в связи с каким‑нибудь громким делом, поэтому я знала как она выглядит. Это была высокая яркая женщина, на вид около тридцати пяти лет, всегда очень элегантно и дорого одета, с причёской как будто только что из салона красоты.
Женщина, которая вошла в калитку, шлёпала по дорожке в легкомысленных сандалиях без задника, её каштановые волосы были собраны в высокий хвост, солнцезащитные очки сдвинуты на лоб, и одета она была в, не менее легкомысленный, льняной сарафан до колен, цвета глаз глубоководного моллюска. Единственное, что было в ней от преуспевающего адвоката, это коричневая кожаная папка в руке. И этой легкомысленной особе я доверила судьбу Славика?!
– Боже как же у вас здесь красиво! А воздух! – озираясь по сторонам, широко и немного придурковато улыбаясь, она подошла ко мне.
– Это вы ещё с террасы на речку не смотрели, – скептически изрекла я.
– Покажете? – её глаза загорелись, как ёлочные гирлянды. На моём языке вертелось и просилось наружу любимое словечко из романов Устиновой: «всенепременно», но я благоразумно промолчала, из корыстных побуждений, и повела Стеблову любоваться видом.