По ту сторону лжи
– Ты его видела, что с ним? – набросилась я на подругу, едва мы вошли в комнату.
– Сядь! – приказала Наташка, и немного помолчав, добавила – Егор твой сволочь и подлец каких мало! Ты тут мечешься вся в истерике, а он!..
В её голосе было столько злости, что у меня вдруг пересохло горло, и, откуда‑то из желудка, начала подниматься тяжёлая, тупая боль.
– Что он? – только и смогла я прошептать.
– Ань, мне противно тебе всё это говорить, но твой Егор – подлец и трус! Ему даже не хватило смелости сказать тебе всё в лицо. Короче, я встретила его на вокзале с чемоданом, он сказал мне что уезжает домой, в Питер. Просил передать тебе, что помирился со своей невестой и ему очень жаль, что так вышло. Ещё, он желает тебе счастья, просит его не искать и не звонить.
Смысл слов медленно, как будто сквозь вату, пробивался в моё сознание.
– Этого не может быть, у него нет никакой невесты… ну, то есть у него была девушка, но они давно расстались…
– Расстались, да видать не совсем… Ой, да ладно, Ань, чё ты маленькая что ли…
– Да нет же, Егор не мог, ты не понимаешь…
– Я‑то как раз всё понимаю, а ты вот, кажется, нет! – Наташка уже почти кричала на меня. – Ты что, не понимаешь что ты для него всего лишь «курортный роман», развлечение. А сейчас он, сломя голову, и даже не объяснившись с тобой, помчался к той, с которой всё серьёзно!
– Я не верю… я поеду к нему, пусть он мне сам всё скажет…
– Не веришь значит? – гневно сверкая своими тигриными глазами, Наташка ходила по комнате, потом остановилась, села рядом со мной, и уже спокойно сказала:
– А поезжай, убедись сама. Нет его там уже, говорю же: с чемоданом был. Так к невесте торопился, что про тебя и не вспомнил бы, если б меня не увидел!
Мне вдруг показалось, (или не показалось?) что Наташке доставляло удовольствие говорить мне всё это, она бросала в меня злые, как пощёчины, слова, и как будто радовалась тому, что они причиняют мне боль…
Я схватила сумочку и вышла из комнаты…
Девушка за стойкой приветливо мне улыбнулась, и, когда я подошла ближе, дружелюбно спросила
– Могу я вам помочь?
– Возможно… дело в том, что я не могу дозвониться другу, не могли бы вы позвонить ему в номер и передать, что я жду его внизу?
– Да, конечно, как зовут вашего друга?
– Егор Туманов.
– Одну минуточку, – девушка наклонилась, пощёлкала мышкой от компьютера, и, покачав головой, подняла на меня полные сочувствия глаза.
– Простите, но боюсь я не смогу вам помочь. Дело в том, что Егор Туманов три часа назад сдал номер и выехал. Могу я для вас что‑нибудь ещё сделать, может быть воды?
– Нет, спасибо… спасибо вам, до свиданья.
– Всего хорошего.
Я не понимала почему Егор так со мной поступил. Я не могла поверить что это не сон и не бред, это было настолько неправдоподобно‑подло, и цинично, что совершенно не вязалось с тем Егором которого я знала… Знала, или может сама себе придумала? Может Наташка права, и я для него всего лишь мимолётный курортный роман? Мысли крутились в моей голове как пчелиный рой, я была настолько измучена, что ни о чём больше не хотела думать, а в ушах назойливо и неотвязно звучал Наташкин голос: «просил не искать и не звонить…»
Душный переполненный автобус, скрипя и откашливаясь, подъехал к автовокзалу и нехотя открыл двери. Подмосковный город Озёры встретил меня противным моросящим дождём, таким же отвратительным и мерзким как моё настроение, вдобавок ко всему, где‑то на дне сумки надрывался мой телефон. Кое‑как выудив его, и прижав плечом к уху, я услышала сбивчивый, прерывающийся рыданиями, голос бабы Таси.
– Анечка, детка, прости меня, не уберегла я Нюру, умерла Юрочка… утром сегодня ей стало плохо, не довезли до больницы, сердце…
Телефон упал к моим ногам, медленно подпрыгивая на каменной плитке, брызнул пластиковыми осколками в разные стороны, а я, в оцепенении, смотрела на разлетающиеся обломки собственной жизни, пока в моей голове не погас свет…
Дальше всё происходило как в страшном сне: похороны бабушки, снующие по дому посторонние люди, поминки, сдавленные рыдания, соболезнования, и, наконец, тишина… полная тишина в мёртвом доме. Она была громче самого громкого крика, била по ушам, сдавливала виски, сверлила мозг… а иногда в этой безжалостной тишине я слышала ласковый бабулин голос: «Всё хорошо, детка, ты не тревожься…», и горячий шёпот Егора: «Мы всегда будем вместе, родная…»
Приходила баба Тася, уговаривала поесть, и я, кажется, что‑то ела, чтобы она поскорее ушла, чтобы остаться одной, надеясь в звенящей тишине снова услышать голоса. Забегал Славик, пытался меня заговорить, я отмахивалась от него как от назойливой мухи. Приезжала Катька, моя верная, преданная Катька, пробыла несколько дней, тормошила меня, не давала покоя, прогоняла голоса, потом вдруг пропала. Снова появилась вместе с бабой Тасей, а я искала тишины и уединения… Оставаясь одна, я бродила по комнатам, брала в руки какие‑то бабушкины вещи, часами трогала, рассматривала, впитывала запахи и воспоминания, засыпала или впадала в забытье, в котором теряла счёт дням. И однажды, проснувшись, или очнувшись, я увидела белый потолок и яркий свет, вокруг меня происходило какое‑то движение, шорохи, голоса, запахи, но я не могла сосредоточиться и рассортировать их по группам, разложить по полочкам, запахи растворялись, шорохи удалялись, и я снова погрузилась в мягкую и тёплую темноту…
Мне приснилась бабушка. Она ласково тормошила меня, гладила мои волосы, щекотала и приговаривала:
– Просыпайся, Анюта, хватит спать, смотри день какой хороший!
Бабушка улыбалась, седые прядки выбились из её, всегда безукоризненной, причёски, морщинки весёлыми лучиками разбегались от уголков глаз к вискам, от неё пахло земляничным вареньем и детством. Бабушкино лицо вдруг пошатнулось и исчезло, на его месте появился Егор, он грустно смотрел на меня.
Я проснулась и долго не решалась открыть глаза. Когда я их всё же открыла, я не увидела ни бабушку, ни Егора, только тот же самый белый потолок. Я повернула голову и увидела белую спину, у спины были руки и они проводили какие‑то манипуляции с пузырьками и трубками на стойке капельницы. Проследив глазами за трубкой с прозрачной жидкостью, я увидела, что заканчивается она иглой, а игла, как ни странно не в яйце, а в моей руке. Я попыталась окликнуть белую спину с руками, но из моего горла вышел какой‑то, даже не хрип и не писк, и вообще не звук, а просто воздух, как из сдувшегося воздушного шарика. Но у спины, оказывается была ещё и голова, а на ней уши, судя по всему, хорошие уши, потому что голова повернулась в мою сторону, и я увидела улыбающееся лицо. И только когда оно (лицо) заговорило, всё это: спина, руки, голова, уши, лицо, улыбка и белый халат, сложилось наконец в одно целое, а то, я уж начала опасаться за мой рассудок. Симпатичная молодая женщина, видимо медсестра, присела на краешек кровати:
– Ну что, очнулась, вот и хорошо, вот и отлично…
