Поцелуй дракона

Не разбираясь, не думая, мужчины, дрожа внутри от страха, вызванного предрассудками, вынули оружие и встали в стойки. Аннет не испугалась, не удивилась, а лицо наморщилось от недовольства.

– Беги…, – прозвучало сиплое слово слева от неё.

Она в изумлении опустила взгляд на незнакомца. Его лицо с испариной, с сухими губами в холодном бледном свете ночи выглядело болезненным. Глаза смотрели на неё с сожалением, с мольбой, с желанием защитить и спасти; но веки тяжелели – и он едва боролся. Его слово, его взгляд – поразили Аннет мягкой стрелой, и душа встрепыхнулась почти так же сильно, как когда они впервые встретились взглядами.

– Да спасёт же нас Моара́ан! – воскликнул мужчина с луком и едва сдерживал себя, чтобы не убежать.

– Великий Отец, – взмолился ему другой мужчина и крепче сжал рукояти парных кинжалов, – дай же нам сил победить это зло в человеческом обличии!

Наёмники пошли в стороны, чтобы окружить, и держали оружие наготове; а арбалетчик и лучник отступили для лучших позиций и вынимали снаряды из колчанов на спинах. Аннет подняла обозлённое лицо; и было видно то, что ей явно не впервые защищаться, не впервые защищать.

Веки Матиаса попеременно закрывались, кровь струилась из раны, а пальцы могли сжимать только холодный снег; он проваливался в маленькие ямы – и последние мгновения разделились на непонятные фрагменты, словно осколки разбитого стекла.

В первом фрагменте Матиас увидел, как светловолосая незнакомка, не имея страха в профиле лица и в уголке прекрасного глаза, отступила и развела руки в стороны.

В втором фрагменте Матиас почувствовал жар от пламени и увидел свет где‑то в стороне; услышал вскрики, изумлённые и испуганные ахи наёмников.

В следующем фрагменте голоса и крики стали воинственными; приоткрывшимся глазом, в расплывчатом взгляде Матиас увидел его незнакомку – она проскользнула как одна из теней Теневого леса, и снова возникло пламя в стороне.

В следующем фрагменте послышался грохот, будто бы рухнуло здание, и Матиас почувствовал телом, как онемевшим, вибрацию земли. Раздались перепуганные крики, и затем раздался рёв: громкий, оглушительный, сотрясающий Теневой лес. Рёв, не достигнув финала, оборвался, так как Матиас провалился в ямку забвения.

Последний рывок к сознанию, последние силы – новый фрагмент – и Матиас приоткрыл оба глаза. Он увидел, как в небо поднялось нечто большое и белое, и как мелькнули светлые когти такого размера, которого он никогда не видел. На него и на лес упала тень, а от взмахов больших крыльев поднимались завихрения снега, скрипели ветки, стонали стволы и осыпа́лся снег. Слышались удаляющиеся крики, перепуганные возгласы, мольбы и взывания к Моараану. Но затем наступила чернота – силы Матиаса иссякли, и он больше не очнулся.

 

Глава 2

 

 

1

 

Матиас проснулся лёжа на спине и открыл веки. Перед глазами был серый неровный потолок, а точнее свод пещеры. Часто моргая, Матиас приходил в себя и вспоминал, что произошло – быстрые фрагменты, которые не складывались в одну картину. Но он отчётливо помнил её.

Матиас понял, что лежит на кровати под тяжёлым одеялом. Оперившись на локти, он приподнялся – и, удерживая голову на дрожащей шее, осмотрел странное жилище.

Пещера была: небольшая, неглубокая, вытянутая. Справа от Матиаса находился вход в пещеру во всю её длину – как половина овала; но он был скрыт странной стеной. Она была сплетена из множества корней и толстых стеблей, которые срослись в сухо‑гибкий прочный массив серо‑зелёного цвета. В стене едва вырисовывались закрытые плетёные ставни окошек по обе стороны от двери в центре. Стены пещерного жилища были обшиты этим же плетёным материалом, и им же был устелен пещерный пол, только он был ещё плотнее, словно спрессованный. Из этого же материала была изготовлена вся малочисленная мебель, но имела коричневый цвет с веянием зелёного. А слабым освещением служило несколько свеч.

Кровать стояла в округлом углу стен параллельно сплетённой стене. Справа от Матиаса находилась тумба без ящика, без дверцы; рядом находился небольшой камин, выложенный крупным камнем – его труба уходила вверх и врастала в пещерный потолок, а в очаге, словно последние вдохи, тлели сгоревшие поленья и угольки в объятиях пепла.

Одна свеча стояла на пустой полочке камина и освещала: потёртый половичок со спутанной бахромой у кровати, низкий круглый табурет, и поленницу, которая стояла сбоку камина и упиралась бочком в плетёную стену. В стене было закрытое окно, а под ним стоял ящик, наполненный углями разного размера. От камина отходила жердь с ножкой, а на ней висели серые тёплые штаны, носки и накидка Матиаса – едва тёплые со стороны камина.

Вторая свеча стояла на комоде, который касался спинки кровати у ног Матиаса, и на нём стояла увесистая шкатулка, которая выглядела как маленький сундук. Она выделялась на фоне помещения, так как была не из плетёного материала, а из серебра, и её украшали драгоценные камни.

Третья свеча находилась на квадратном столике по ту сторону двери – возле него стояло два стула напротив друг друга, а с одного из них свисала тёмная пушистая шаль. Столик являлся столовой, которая была соединена с кухней, состоящей из: трёх тумб, умывальника, двух бочек с водой, нескольких ящиков, и тканевых мешков с продовольствием.

Четвёртая свеча стояла на бочке возле двери, и она почти догорела. Свет от неё, соединяясь со светом от свечи на столике, падал на что‑то, что стояло под окном напротив столика. Оно было продолговатое, немногим выше колен, и было накрыто чёрной тканью до пола.

Ничего не понимая, удивлённый Матиас откинул одеяло, сел и тут же поморщился от боли в правом боку. Рана не кровоточила, но была жаркой и почёсывалась; в теле ощущалась слабость, в горле – сухость. Встав, Матиас увидел, что он в светлой льняной рубахе, в тёплых носках, а низ был обмотан тканью будто юбкой. Ткань была не его, и его озадачило то, почему он без штанов; но рубаха и носки были его, только запасные, а не те, в которых он был ночью. Он положил руку на бок и почувствовал уплотнение; приподняв рубаху, он увидел, что его перебинтовали, а из‑под бежевой ткани веяло травами.

Матиас снова попытался вспомнить мгновения перед чернотой – они вселяли: тревогу, отдалённый страх; но так как ничего чёткого он не помнил, то эти эмоции были размытыми, как будто не его.

Матиас побрёл по странному жёстко‑упругому полу, но, сделав несколько шагов, остановился. В уголке комода и спинки кровати на полу лежал его рюкзак, и он был открыт. Чуть дальше – у стены, напротив двери находилось крупное гнездо, а внутри оно было устелено тёплым пледом. Рядом стояла ваза из глины с синим отпечатком чей‑то лапы, которую Матиас не смог распознать. В вазе находился странный букет: пучок засохших луговых цветов, как неудачный гербарий, россыпь свежих невзрачных цветов и травы, а у одного края свисал вялый лопух. В полушаге от гнезда, у стены стоял вытянутый плетёный сундук, а возле него – плетёная корзинка с крышкой.

– Это странный дом, – сказал Матиас и возобновил шаг.