Поцелуй дракона

Матиас усмехнулся. Аннет мельком посмотрела на его лицо и вернула взгляд на бок; сняла последние бинты и уложила их вокруг раны так, чтобы кровь не текла к одежде.

– Почему ты помогаешь мне? – спросил Матиас. – Ведь, судя по тому, что я слышал, люди наверняка не добры к вам.

Лицо Аннет стало прохладным, и она вернула взгляд на раненного.

– Мне перестать? – спросила она.

– Нет, нет, – ответил он. – Просто… интересно.

Она ничего не сказала. Она вынула банку из сумки и, приподняв, показала раненному. Внутри находился бирюзовый цветок: пышный, с округлыми лепестками, в серёдке торчал пучок белых стебельков, а на их кончиках светились ледяным голубым шарики, словно бусинки.

Матиас смотрел как заворожённый на необычный цветок.

– Что это? – спросил он.

Аннет опустила банку, и он смог увидеть её лицо, но она смотрела не на него, а в сторону – и в ней были: скованность, неуверенность.

– Это…, – ответила она и вернула взгляд, – …цветок. Лифиве́р. Он особенный. С магией. В нём.

Передвигаясь на двух лапах, а верхние свесив, Фива прошагала к здоровому боку раненного гостя, при этом виляя хвостом и округлым животиком, словно у детёныша. Навалившись на бок, она с беспокойством, с интересом, с виной, на этот раз с настоящей, посмотрела на рану и кровь.

Говоря о магии, Аннет постоянно отводила взгляд в сторону, а пальцы то теснее сжимали банку с цветком, то немного расслаблялись:

– Я не умею исцелять. Не как… другие. Некоторые. И этот… навык в наши дни довольно редок. И… Да и как обходиться с ранами я особо не знаю. Без магии, я имею в виду.

– Ну, не знаю, – сказал Матиас. Он взглянул на ровный, но расходящийся шов своей раны, которая сочилась кровью. – Заштопала ты меня вполне хорошо. А я знаю о чём говорю, я умею шить.

Аннет взглянула на него и бегло улыбнулась.

– Спасибо, – сказала она и опустила взгляд на банку. – Но мне в этом магия немного помогла. Магия природы. Это одна из моих сил. Ах, – она словно опомнилась, на щеках появился румянец; она бегло взглянула на Матиаса, но тут же отвела взгляд. – И я не смотрела! – воскликнула она. Она с трудом перевела на него взгляд. – Честно! Я использовала магию природы, гибкие стебли и лианы, и, отвернувшись, тебя… это… переодела. И потом полечила.

Матиас сам засмущался – кроме матери из женщин его нагим никто не видел; а в исподнем только мужчины и то пару раз. Но, несмотря на смущение и удивление, он умилялся ею, улыбался.

– Я тебе верю, – сказал он; и он не лгал.

Она снова взглянула на него, увидела взгляд, улыбку – смутилась ещё сильнее и вернула взгляд на банку.

– И у меня мало опыта в лечении, – сказала она. – Ведь у драконов высокая регенерация. – Пальцы сжали банку. – У них, – она кивнула на Фиву и угрюмого Юго. – Когда они получают раны. Если получают… В общем, – она вернула взгляд на Матиаса. А он поморщился от любопытной Фивы, когда её лапы с тупыми коготками приблизились ближе к ране. Аннет мягко, но настойчиво отодвинула дракончика от раны. – Я принесла лифивер для тебя, – сказала она и снова показала банку с цветком.

– Принесла? – спросил Матиас.

«Для меня?», – подумал он.

Аннет кивнула.

– Из гор, – ответила она. – Лифиверы любят холод. Я их выращиваю, там. – Она открыла банку и вынула магический цветок. – Как я сказала, я не обладаю магией исцеления, но кое‑что я всё‑таки умею.

Она держала лифивер в руках, смотрела на Матиаса и медлила. Он понял, что она хочет помочь, но сомневается, что должна ли делать это при помощи магии, которая обычно пугает хьюмаханов. И он не знал, как разбить это недоверие.

– Прости, – сказал Матиас, – что вот так свалился на тебя. Ты не должна была меня спасать, особенно учитывая отношения между нашими народами. Или скорее их отсутствие. – Он вздохнул. – Наверное, для тебя было бы лучше, если бы ты меня оставила в лесу.

– Вовсе нет, – сказала Аннет. Её лицо было нечитаемым, туманным, но доброжелательным; и такими же были глаза. – Я не жалею, что спасла тебя. Да и…, – она мимолётно, словно ветерок, улыбнулась, – … я не думаю, что я смогла бы… не спасти.

Матиас улыбнулся, и они смотрели в глаза друг другу с несколько секунд. Потом Аннет вернула внимание на рану, на которую норовила взглянуть Фива – вставая на задние лапы и при этом стараясь не касаться руки и здорового бока раненого. Аннет взглянула на неё мягко‑строгим взглядом – и та плюхнулась на попу.

Аннет придвинулась ближе к Матиасу. Её коленки коснулись его бока – и внутри него задрожал ураган эмоций.

Аннет, смотря на его бок, наклонилась и поднесла лифивер ближе к ране.

– Это…, – сказала она и мельком взглянула на Матиаса. – Ты только не бойся, и не дёргайся. Лежи смирно. Это может быть неприятно, но не больно и не опасно.

– Хорошо, – сказал он так, что она немного расслабилась.

Она помедлила, но всё же решилась. Она, смотря на ледяные светящиеся шарики на кончиках белых стебельков, сосредоточилась.

Для Матиаса даже её сосредоточенность, выраженная в тонких линиях наморщенного лба, в сдвинутых светлых бровях, в поджатых чуть пухлых губах, и в едва видимом, словно призрак, наморщенном носе, – выглядела очаровательно; и он не сдержал улыбки, едва ли осознавал что улыбался, а его физическая боль ощущалась отдалённой.

Аннет сделала глубокий вдох – и в ладонях появилась зелёная энергия. Завихрения с нежностью, с произвольностью, словно играя, обвивали запястья и пальцы; отходили в стороны и забавлялись с пространством.

Матиас смотрел на магию с восторгом, а внутри копошилась непроизвольная тревога из‑за незнания ничего о реальной магии, из‑за навязанных опасений, но страха не было. Только не перед ней.

Лифивер засиял бирюзовым холодом, листочки зашевелились, стебельки в серединке заколосились, а шарики на них засияли льдом. Одно из зелёных завихрений осторожно убрало нить из раны, но Матиас всё равно поморщился. Рана полностью раскрылась, полилось больше крови, но бинты вокруг её останавливали. Зелёные завихрения магии обвили стебельки лифивера и, став их частью, сорвали шарики и опустили к замершему Матиасу – те вошли в глубь раны, и он почувствовал щекотливый холод.

Аннет не сводила глаз с бока раненного. Матиас почувствовал обещанный дискомфорт неприятных ощущений – словно покалывали маленькие острые снежинки; рана стала жарче, зачесалась, и было странное ощущение, будто рана, начиная из её глубин, склеивалась и сшивалась холодом. Вдохи Матиаса стали короче и чаще, и он старался не шевелиться.

Рана закрылась и зажила, не оставив и шрама, который должен был бы остаться, если бы тело занялось восстановлением самостоятельно. Холодок рассеялся и в бок возвращалось тепло.