Поймать океан

– Вальдекриз! – позвала Асин, не оборачиваясь: все внимание занимал Атто. – Захвати его куртку, пожалуйста. – «Если слышишь» – хотела добавить она, но проглотила, громко и как‑то тяжело.

В ответ тут же донеслось недовольное:

– Да что я вам, мальчик на посылках, что ли?

– Уймись, – громко выдохнул Атто и, распрямившись, опустил на Асин усталый взгляд. Поднял руку, растопырил пальцы, а затем резко сжал в кулак: мол, все с ним в порядке, он крепкий.

Над головами надрывно кричали птицы, а пение китов давно утонуло в шуме волн и мерном поскрипывании мачт. Атто сделал шаг, подался вперед, точно собирался упасть в хищный манящий океан. Но вместо этого поставил локти на фальшборт, сложил руки и опустил на них седеющую голову. Посмотрел туда, где остался Железный Город, и будто пропал – замер каменным изваянием, которому нет дела до людей.

– А я… – начала Асин, запнулась и все же продолжила: – Я почти ничего не помню о маме. А то, что помню, – она нервно усмехнулась, – рассказал мне папа.

Последние слова она бросила под ноги, как что‑то ненужное. Наступит – и, может, забудет. Но почему‑то именно на них Атто обернулся, глянул вниз, на запыленные ботинки Асин, затем на саму Асин и склонил голову. Она нахмурилась, не понимая, чего от нее хотят, и тогда он тепло, аккуратно, пытаясь не потревожить длинные рваные раны, приобнял ее за плечо.

– Он говорил, что мы совсем непохожи, – вздохнула она и провела ладонью по лицу, убирая упавшие на лоб короткие пряди.

– Внешне – нет. – Атто запустил пальцы в свои жесткие волосы, растрепал их и усмехнулся. – Но тебя, как и ее, тянет к волнам.

Послышались шаги, легкие, пружинящие – так ходят только очень довольные собою люди, те, кому посчастливилось проснуться в добром расположении духа или найти что‑нибудь, что его улучшит. Вальдекриз, к сожалению, нашел. Гренки в сумке Асин, которые теперь нес высокой стопкой, периодически откусывая уголки то от одной, то от другой.

– И к странным людям, – добавил Атто и, убрав руку, отстранился.

Поравнявшись с ними, Вальдекриз тряхнул плечом. Тяжелая кожаная куртка громыхнула пряжками на ремнях и принялась медленно сползать по спине. Атто стащил ее резким движением и набросил на себя, не поблагодарив, но Вальдекризу было все равно: куда больше его занимали гренки.

– Слушай, булка, – не прекращая жевать, сказал он, – а ничего такие. Не жесткие. С каким‑то сладковатым привкусом, ягодным даже. Это земляника? Нет? Ты их сама готовила?

– Папа, – не без гордости ответила Асин. – Он делает надрезы и кладет внутрь перетертые ягоды. А у меня они, – она с теплотой посмотрела на угощение, – убегают из кармашка на сковородку.

К запаху раскинувшегося внизу океана добавился запах сушеного хлеба и едва уловимый – ягод. Асин сложила ладони ребром к ребру – и в них легли три пышные румяные гренки, твердые снаружи, но мягкие внутри. Четвертую, видимо, за хорошую работу, стянул Вальдекриз. Он улыбнулся своей привычной кривоватой улыбкой, но теперь в самом уголке ее, где появлялась небольшая полукруглая складочка, налипли крошки. Асин потупилась, чтобы по взгляду ее не читалось удивление: и как только его, такого нескладного, примечают женщины?

– Научишься еще, – подбодрил ее Вальдекриз.

– Атто, угощайтесь. – Асин протянула ему ладони и зажмурилась – от яркого солнца, встречного ветра и разлившегося внутри чуть горьковатого тепла. – Кто знает, когда мы сможем поесть в следующий раз.

Он улыбнулся глазами, совсем как папа, взял одну гренку и разломил надвое, выпустив наружу перетертые ягоды. Взгляд его вновь обратился на почти спокойную, лишь иногда перекатывающуюся волнами воду. Так они стояли, пока корабль, вспарывая носом небо, лениво двигался к цели, – три почти окаменевшие фигуры на дышащем жизнью борту. Никому не было до них дела, точно они перестали существовать для всех, даже для самих себя.

Когда от гренок остались лишь сладковатый привкус и налипшие на одежду крошки, Асин ожила, взлохматила руками волосы, пока они не сбились в колтуны, и сказала:

– Я хочу вернуться в Железный Город. – И это для нее было самым серьезным испытанием. Куда бо́льшим, чем неизвестный остров и скрытые аномалии. – И попробовать еще раз.

– Что попробовать? Суп госпожи Тете, похожий на перетертые камни с землей? – фыркнул Вальдекриз.

– Да хотя бы и его! – воскликнула Асин. – Я так и не видела паровоз, не забиралась на подвесные мосты высоко‑высоко над головой, не ходила в самое сердце Третьего. Я… – Она обхватила пальцами длинные пряди волос и с силой потянула вниз.

– Смело, – Атто одобрительно закивал.

– И глупо, – добавил Вальдекриз. – Знаешь, однажды мне пришлось съесть какого‑то грызуна. Поймать, ударить об…

– Хватит, – резко оборвала его Асин, чувствуя, как все внутри перевернулось.

– Я к тому, что если вдруг что‑то не нравится, не следует к этому привыкать. А ты пытаешься привязать Железный Город камнем к своей ноге и показать окружающим, что тебе не тяжело. – Он пожал плечами и, достав из поясной сумки отвертку, принялся чистить ею ногти. – Если тебе действительно интересно, можешь прогуляться со мной, раньше я частенько здесь бывал. Или с дедулей, – он кивнул на Атто. – А если нет, просто потерпи. И впредь старайся воспринимать подобные вещи как вынужденную необходимость.

– Только ты забываешь, – Атто протяжно выдохнул, – что вся наша жизнь – вынужденная необходимость. Если мы хотим стать по‑настоящему ценными, нужно быть готовым ко всему. Я могу составить тебе компанию, Асин. К тому же ты могла бы привезти Джехайе что‑то из Железного Города. Настало твое время заботиться о нем.

Слова взвились, завертелись, а затем укутали ее теплыми родными объятиями. Атто был прав: раньше, отправляясь в дальние странствия без нее, папа возвращался с подарками, а теперь и она могла покупать на свои деньги что‑то нужное, полезное или хотя бы просто вызывающее улыбку. Она оглянулась – туда, где таял черный дымный силуэт острова, с трубами, перетянутыми двумя поясами красных огоньков, и грохочущей железной дорогой, лентой огибающей город. Асин обязательно вернется, распахнет калитку, протянет сумку и скажет: «Гренки были очень вкусными. А это тебе, пап».

Асин вновь перегнулась через фальшборт. Слезы, на этот раз легкие, как крохотные прозрачные бабочки, слетали с ее лица, падали и пропадали в синеве океана.

Когда корабль замер над островом, небо уже начало окрашиваться в оранжевый, а солнце зависло над волнами раскаленным шаром. Его лучи лежали на воде длинной ребристой дорожкой, которая подрагивала от легких порывов ветра. А над облаками, похожими где‑то на взбитые яичные белки, где‑то – на пух не до конца оперившихся птиц, рыжина еще не тронула бело‑голубое гладкое полотно.