Пора жить

Катя видела, что мужчина уже не рад тому, что вчера предложил ей эту прогулку. Погода стала портиться, небо заволокло тучами, засеменил первый осенний дождик – мелкий и нудный.

– Как вы здесь только живете? Все время один! Это ведь так скучно и тоскливо. Я бы не смогла, – призналась она, укрывшись вместе со Степаном под навесом, понимая, что прогулка по лесу сегодня уже не состоится. – Летом, конечно, хорошо, грибы, ягоды, а зимой, наверное, волком выть хочется?

– Волков зимой здесь и без меня хватает, есть кому выть, – отозвался Степан. – Лишний раз со двора не выйдешь. У меня было две собаки, так в прошлом году Дружка волки разорвали недалеко от дома.

Катя ахнула.

– Ой, божечки! Вы все время один и живете?

– Нет. Не все время. Давай мы с тобой лучше баньку истопим. Веники у меня с весны хорошие остались, березовые есть. Ты в бане когда‑нибудь парилась?

– Нет, – призналась Катя.

– Вот и попробуешь. Баня у меня не угарная.

– Я не знаю, – смутилась девушка.

– Чего не знаешь?

– У меня сердце больное… Наверное, мне нельзя в баню.

Степан задумался:

– Это ничего. Я ее для тебя маленько выстужу. А тело погреть непременно нужно. Выдержит твое сердечко, не тревожься. Это же не дело – в лесу жить, а в баньке не помыться!

– Уговорили, – согласилась она.

– Ну, вот и ладно. Ты иди в дом, дождик холодный, не застудись, а я растоплю пока.

Катя зашла в дом. Дождик, похоже, не собирался останавливаться. Девушке стало грустно.

«Нужно здесь родиться, чтобы так жить, – думала она, – ведь даже поговорить не с кем. Этот Степан даже бороду не бреет. Настоящий лесной человек. Живет спокойненько и всем доволен! – она вздохнула. – Пойду приготовлю ему что‑нибудь вкусненькое. Вот помоется в бане, зайдет в дом, а на столе блины! Ему приятно будет». Она отправилась на кухню, и пока пекла блины, думала о себе, сестре, о том, что ей уже не хочется поступать в институт, а хочется иметь семью, мужа. Чтобы стоять на кухне и варить ему обеды, чтобы в доме было чисто и вкусно пахло, а во дворе бегали и весело смеялись дети. Мысли споткнулись на этом слове. Катя старательно отгоняла от себя все думы о детях, которых с каждым годом желала все больше.

«А время идет, – с грустью понимала она, – доктор сказал, пока не вылечу сердце, о детях не может быть и речи. Пока вылечу сердце, пока найду мужа. Дети ведь сами не рождаются. Пока я еще молодая и красивая. А ведь мне скоро тридцать! Потом кому буду нужна? И самой тоже хочется по любви замуж выйти. И чтобы муж был надежным и верным… Вот Наташе с Николаем повезло. Только таких Николаев много не бывает. А, если честно, то он у нее какой‑то уж слишком хороший и правильный. Мне бы, наверное, скучно было с таким. Ой, что я такое думаю! Главное, что он Наташку устраивает, и все у них замечательно!»

Прибежал Пират, стал отряхиваться от дождя.

– Ты что, сдурел?! – прикрикнула на него Катя, взяла плохой блин. – На, иди на свое место, нечего на кухне шерстью трясти!

Пес съел блин, послушно пошел на свое место. Тут замекала Лукерья, и он сразу убежал, чтобы обгавкать ее.

«Интересно, думала Катя, – когда мы приехали, Степан сказал, что Пират уже неделю не поднимается, а сейчас бегает все время, вид у него нормальный.

Вот если бы немножко раньше сюда приехать и девочек привезти, им бы здесь понравилось, – опять погрузилась она в свои мысли. – Мы бы с ними за грибами ходили. Степан здесь все грибные места знает. Сразу видно, что он хороший человек, порядочный. Только не очень общительный. Когда разговаривает, в глаза не смотрит, а себе под ноги или в сторону. Но я ему доверяю. Нужно мне тоже завоевать его расположение. Он, наверное, думает, что я городская пустышка. Когда узнал, что доить не умею, усмехнулся, словно я белоручка. Нужно попросить, чтобы научил доить Лукерью», – решила она, быстро управляясь с обедом.

Степан мылся первым, вернулся распаренным и красным, и так искренне обрадовался блинам, что Катя даже смутилась от удовольствия. Она тоже отправилась в баню. Степан присел во дворе покурить и вспомнил, что в доме есть хорошее мыло. Он тоже захотел сделать что‑то приятное для Кати, взял пачку и пошел к бане. Девушке было все‑таки непривычно жарко, и она приоткрыла дверь в предбаннике. Когда Степан вышел из‑за угла сарая, увидел ее в открытую дверь. Катя уже разделась и, подняв руки, вынимала из волос шпильки. Она положила заколки на полку, а длинные волосы красным золотом упали до пояса. В один миг Степана бросило в жар. Девушка зашла в парную. Мужчина вернулся в дом, ему стоило больших усилий успокоить разум и тело.

 

7

 

После бани разомлевшая Катя, ощущая неведомую ранее легкость во всем теле, сидела на лавке и пила холодный квас. Степан, поглядывая на девушку, чинил уздечку, усмехался в бороду.

– Баня – это не ваши городские кабинки для душа, – говорил он. – Кто один раз в бане помоется, уже никогда ее не забудет. Она все тело открывает. А если после парной разок в речку окунуться, считай, весь год здоровым ходить будешь.

Катя слушала горделивые слова Степана, улыбалась и смаковала ледяной напиток.

– Ты пей, пей, – продолжал он. – Вот сейчас за стол сядем, может, чего покрепче по рюмочке выпьем? – подмигнул ей. – После баньки сам Бог велит для окончательного сугрева.

– Ой, Степан, после вашей рюмочки, не знаю, что со мной будет. У меня уже после кваса в ушах шумит.

– Так оно и перестанет, когда пригубишь. Организм на место встанет и ясность обретет, – заверил хозяин.

Катя рассмеялась.

– Вы так вкусно рассказываете! Знаете, я очень рада, что встретила вас и здесь оказалась, – она с улыбкой посмотрела в окно. Дождь кончился, и рассеянный свет покрывал весь горизонт, а лес светло‑зеленой ровной чертой обрывался у самого неба. – Хорошо тут у вас, – выдохнула она.

– Твоя правда. Хорошо. Я за свою жизнь три раза уезжал отсюда, и всегда возвращался, не смог в чужой стороне жить.

«Какой у него голос хороший, – думала Катя, слушая Степана. – Спокойный и уверенный».

Она опять посмотрела в окно. На дороге показалась машина. Пират с лаем побежал к калитке.

– Кого там еще несет? – Степан поднялся и вышел во двор.

Катя увидела, как из машины вышли двое мужчин и две женщины. Ей стало досадно, хотя еще утром было здесь одиноко. Она поспешила привести себя в порядок.