Пора жить
Мужчина обернулся.
– Ты еще не спишь? Иди укладывайся, завтра утром отвезу тебя к бабке, она уже вернулась, – и, не прибавив больше ни слова, ушел к реке.
9
Катя долго не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок. Что‑то тревожило ее, беспокоило. Однако не могла избавиться от неприятного чувства. Мыслями доводила себя до еще большего раздражения, не понимая, на что или на кого сердится. Ей было досадно, душно, даже шум реки нервировал. Она уже три раза переложила подушку. Во дворе гавкнула собака.
– Успокоится Пират или нет? – она обулась и вышла на улицу.
Прохладный воздух немного освежил горячую голову. Она подошла к обрыву, присела на бревно. Подбежал Пират, улегся рядом, деловито начал искать блох в хвосте.
– Ты – плохой охранник, – сказала она собаке. – Должен понимать, кого можно пускать во двор, а кого поганой метлой нужно гнать отсюда. А то ездят всякие толстые морды, а ты, дурак, всем хвостом виляешь. И хозяин твой хорош! Всех привечает, баню для них топит! Они что, родственники, что ли? «Степан налей, Степан сыграй!» Кто они такие? Кто их сюда звал? У них же на лбу написано: мошенники и жулики! Правильно ведь? Чего молчишь? Если каждый день к нему такие вот морды будут приезжать, а он со всеми пить станет, то ничего хорошего из этого не получится! Чего сопишь? Ты только на козу лаять умеешь, да?!
Пират, положив морду на передние лапы, прикрыв глаза, слушал Катю, время от времени вздыхая и почесываясь.
– Вот так и будешь с хозяином жить, ты – блохастый, а он – бородатый. Даже не стал со мной разговаривать, спать отправил, – девушка оглянулась на темные окна.
Она еще немного посидела с собакой, успокоилась. Погода начала портиться. Холодные капли дождя упали ей на плечи. Пират убежал на свое место под террасой. Девушка замерзла и отправилась спать. Она еще раз оглянулась на темный дом и зашла в летник.
А Степан курил уже третью сигарету, слушая в открытое окно спальни, как Катя разговаривает с собакой. Сигареты не успокоили. Во рту было кисло. Степан потушил окурок, налил холодного кваса, с жадностью выпил.
«А ведь Пират точно в дворнягу превращается, всем хвостом машет, – по‑хозяйски подумал он. – Завтра на цепь его посажу, пусть посидит с недельку».
Утренний сон самый сладкий. Катя была прекрасна в постели в этот предрассветный час. Степан осторожно повернул ручку, несколько минут с порога любовался спящей девушкой. Она зашевелилась, и он испуганно отступил. Подумав, вышел, аккуратно прикрыв дверь.
– Пусть поспит еще немножко, – сказал он подбежавшему Пирату. – Я пока бабке банки пустые соберу, а то она ругается, что варенье ем, а банки не отдаю. А ты не шуми тут, не буди ее.
Когда Катя вышла во двор, лошадь с телегой уже стояла готовая. Степан укладывал какие‑то мешки.
– Выспалась? – спокойно спросил он. – Иди перекуси, ехать уже пора. Мне сегодня на станцию еще поспеть нужно.
Катя посмотрела на мужчину, но ничего не прочитала на его лице.
«Просто непробиваемый», – подумала она и пошла умываться.
Выехав со двора, девушка оглянулась на подворье и негромко спросила:
– Степан, если я иногда к вам в гости буду приезжать, вы же меня не прогоните?
Степан переложил вожжи из руки в руку, глядя на дорогу, равнодушно ответил:
– Это ты сейчас думаешь, что захочешь сюда еще приехать. Погоди, ветры задуют, слякоть начнется, тогда тебя никаким калачом в этот глухой угол не заманишь.
Катя с досадой вздохнула, отвернулась и стала смотреть по сторонам.
«Или совсем он непонимающий, или я ему порядком надоела», – с горечью подумала она.
Дорога бежала ровно. Прибитая ночным дождиком, земля была твердой, не пылила. Воздух был чистым и свежим.
– Ой! – закричала вдруг Катя. – Смотри, Степан! Сколько грибов под сосной! Останови, пожалуйста!
Степан остановил телегу. Девушка спрыгнула, побежала в лес. Целое семейство крепких маслят прилепилось на склоне.
– Можно, я их соберу? – обернулась она к нему.
Он вытащил пакет, протянул ей.
– Собери. Бабке отвезем, к обеду суп наварите или с картошкой пожарите.
Катя, ахая от возбуждения, ползала по склону, собирая грибы. Их было очень много, и девушку охватил азарт. Степан курил, посмеиваясь, наблюдал, как она перебегает от одного грибного места к другому и шумно радуется изобилию. Наконец окликнул ее:
– Эй, грибница! Не заплутай! Всех не соберешь, возвращайся, ехать надо.
Катя, разгоряченная, с грязными руками и коленями, взобралась на телегу. Степан взял у нее из рук пакет, пристроил его сбоку.
– Там так много грибов! – принялась она ему рассказывать, не успокоившись от грибного азарта.
Степан, улыбаясь, подтолкнул под нее соломы, бережно убрал с волос приставший сухой листик. Катя совсем близко увидела его загорелое лицо, прищуренные в улыбке темно‑карие глаза под густыми черными бровями, крупный нос и красивые чувственные губы. Она смотрела на него и не могла отвести взгляд.
Степан, нахмурившись, отвернулся, дернул вожжи.
– Но, пошла, – глядя в сторону, обронил. – Больше никаких грибов, никаких остановок, нечего время зря терять.
Оба надолго замолчали.
Лошадка добежала до быстрой речушки. Степан придержал вожжи, и телега, громыхая, стала спускаться к броду. На том берегу стояла легковая машина. Перебравшись, Степан остановил лошадь. Из машины вышла молодая женщина и бросилась к нему.
– Степа, а я к тебе еду! – она схватила его за руку, резко обернулась в сторону Кати.
Мужчина освободил руку, спокойно спросил:
– Чего так всполошилась‑то?
– Ой, Степочка, что вчера было! Давай в сторону отойдем, это не для посторонних ушей, – девушка потянула Степана за машину, что‑то с горячностью стала рассказывать.
Степан молча слушал. Наконец остановил ее.
– Поезжай домой. Я сам с ними разберусь, сейчас как раз к бабке еду.
– Я с тобой!
– Я же сказал, нечего тебе тут делать.
– Хорошо. Но обещай сразу позвонить и рассказать обо всем!
Степан нетерпеливо отмахнулся:
– Ладно.