Последний репортаж. Глобализация

Я осталась наедине со своими мыслями, которые без конца стучали в моей голове: пустая квартира, вирус, полицейские, люди в комбинезонах и та коробочка на видео. Я спустилась со второго этажа, открыла дверь подъезда и не успела сделать и пары шагов, как меня одолели страх и волнение. Квартира, за которой я наблюдала из соседнего дома, словно за происходящим на экране телевизора, вселяла в меня новую порцию ужаса, потому как теперь она казалась настоящей, а мой план, напоминающий сюжет криминального детектива, стал реален, как и возможное наказание. Но пока я об этом думала, ноги сами донесли меня до соседнего подъезда, дверь в который оказалась открытой, доводчик сработал не до конца, оставляя небольшую щель между электронным замком и магнитом. Я вошла, медленно, но верно поднялась на нужный этаж. Нашла выломанную дверь квартиры с номером двадцать и толкнула ее рукой. Раздался страшный скрип, и дверь отворилась. Я вошла в квартиру профессора. Все было разломано в щепки, начиная от мебели и заканчивая межкомнатными перекрытиями. Под ногами захрустели обломки обшивки того, что некогда составляло интерьер квартиры, звук эхом разносился по коридору и всей лестничной площадке подъезда. Я быстро перебралась из прихожей в квартиру, перепрыгивая через обломки мебели и выбирая, куда ступить ногой, чтобы издать как можно меньше шума. Не хватало, чтобы меня здесь заметили соседи, а затем рассказали все полицейским. Единственное, что меня сейчас утешало, так это то, что ненавистный мне халат теперь являлся отличным прикрытием. Вторгшегося сюда человека скорее примут за любопытного соседа, а не журналиста из соседнего района, который по своей глупости забыл переодеться и выскочил из дома чуть ли ни в чем мать родила. В комнате все было так же перевернуто вверх дном, полы вскрыты, а со стен свисали куски обоев. Вид мрачный, как после бомбежки. Работали здесь основательно, нужно поскорее заканчивать и убираться. Перебралась на балкон и встала на то же место, где приблизительно стоял сам профессор. На улице уже стало темнеть, было невозможно что‑либо разглядеть, поэтому пришлось включить фонарик на телефоне и навести на потолочное перекрытие. Теперь понятно, почему тут ничего не нашли, – потому что тут ничего нет. Ни потолочной плитки, ни облицовочного покрытия, просто бетонная плита. Моей заветной коробочки здесь не было.

Я снова захандрила и стала себя ругать за то, что пошла на этот отчаянный шаг и, рискуя заразиться, направилась сюда в надежде завоевать признание. Сотрудники, конечно, тут все продезинфицировали, но вот халат и тапочки – это совсем не безопасно, хорошо хоть в машине были маска и перчатки. Развернулась и пошла обратно, выбирая, куда ступить ногой между деревянных осколков. Но на выходе с балкона остановилась. В моей голове снова всплыла четкая картинка того, как профессор держит у себя в руке тот блестящий предмет. Мне это не могло показаться. Значит, остается только одно – я что‑то упустила. Словно какая‑то неведомая сила заставила меня вернуться обратно на прежнее место, где ориентировочно должен был находиться тайник профессора. Теперь я принялась внимательно осматривать каждый сантиметр потолочного перекрытия, не пропуская ни единой неровности. Плита ровная и цельная, сомнений нет, но вот в стыке между потолком и внешней облицовкой балкона, как раз в том месте, где приблизительно стоял профессор, была небольшая щель. Я подтащила разбитую инфекционистами тумбу, установила ее на кучу деревянных обломков. Конструкция крайне неустойчива, но стоять можно. Покачиваясь из стороны в сторону, дотянулась до отверстия и просунула туда руку. На удивление, нащупала какой‑то гладкий предмет, но не смогла за него ухватиться. Блики фар промелькнули из подворотни соседнего дома, отчего я едва успела зажать фонарик в руке и рухнула на пол с шаткой конструкции, здорово ударившись коленкой о торчащую из мусора палку. Не обращая внимания на боль, я стала прислушиваться. Визг тормозов под балконом вызвал худшие предположения – полицейские вернулись. Я выглянула через окно, и мои опасения подтвердились: окрас патрульной машины разглядишь даже ночью. Нащупала кусок доски, о который ударилась коленом. Просунула острый конец доски между перекрытием стены и потолка, поддела плотно засевший там предмет, а затем надавила всем весом на получившийся рычаг. На этот раз все получилась, и спрятанный предмет с легкостью выскользнул наружу. Это оказалась не коробочка, как я думала изначально, а пластиковый футляр для компьютерного диска, который, судя по весу, находился внутри. Но проверить содержимое я не успела. Вернувшийся патруль заглушил двигатель. Что есть силы я рванула обратно, пытаясь выбрать что‑то среднее между скоростью и скрытностью передвижения, ступая среди раскиданных по всей квартире обломков. Уже через пару секунд я бежала по лестнице, унося ноги из квартиры профессора, прихватив с собой его тайное сокровище.

Я вышла из подъезда и, как ни в чем не бывало, быстрым шагом направилась к машине в надежде проскочить незаметно.

– Юля?! – пронзительным эхом по всему двору разнеслось мое имя, едва я успела сделать пару шагов.

В этот момент, как мне показалось, мои волосы встали дыбом, а пульс забился по всему телу, словно барабанная дробь. Неужели мне не послышалось, что кто‑то позвал меня?

Я медленно повернулась в ожидании самого худшего.

Один из полицейских, тот, что ко мне обратился, стоял, облокотившись на открытую дверь служебной машины, и испытующе смотрел на меня, как будто знал, что я сделала, и теперь насмехался над моей глупостью.

– Юля, это же я, Петр! – проговорил полицейский, сдернув защитный респиратор с лица и обнажив все свои тридцать два зуба в искренней улыбке.

«Петр, Петр», – зазвучало у меня в голове, словно спасительный клич. Только сейчас в этом патрульном я узнала своего бывшего участкового, с которым закрутила роман. Эта полицейская форма и намордник совсем сбили меня с толку.

– Аааа, Петр, нааадооо… же – затянула я, не зная, что и сказать от неожиданности. – А тебя не узнать! – проговорила я, пытаясь взять себя в руки.

– А я вот тебя сразу узнал, – все с той же улыбкой ответил он, осматривая меня с ног до головы.

Только сейчас я снова вспомнила, что на мне из одежды только халат и шлепки.

– Что ты здесь делаешь в таком виде? – спросил он.

– Что? Что? – затараторила я. – А ты что тут делаешь в таком виде? – выдавила из себя первое, что пришло на ум.

– Так я полицейский, – ответил он, разводя руки в разные стороны, – я почти всегда в своей форме. А ты что, сюда переехала?

– Да, верно, я переехала, вернее, переезжаю! – вдруг выдала я в ответ, пытаясь схватиться за спасительную соломинку, которую сам же Петр мне и подкинул. – Вот и решила заехать посмотреть, как тут все устроено.

– За десять минут до начала комендантского часа?

– Что? – воскликнула я, взглянув на часы. Было ровно без десяти десять.

– Тебе лучше остаться здесь, к тому же весь дом посадили на карантин.

– Я не могу! – отчаянно крикнула я на Петра.

– Не можешь почему?

Я выдохнула, собралась с мыслями и с ходу выложила Петру историю, которую кое‑как придумала на ходу.

– Как ты уже понял, я переезжаю и вчера весь день перевозила вещи из своей старой квартиры, а сегодня не смогла вспомнить, закрыла кран с водой или нет. Разволновалась. Рванула из дома прямо в таком виде, а ключи забыла, теперь не могу попасть внутрь и придется возвращаться обратно домой.

Петр просто молчал какое‑то время, из‑за чего образовалась напряженная пауза, затем он еще раз осмотрел меня с ног до головы и, почесав свой затылок, с улыбкой заключил:

– Это на тебя похоже. Даже не знаю, что с тобой делать, у меня четкое указание не выпускать жильцов этого дома.

– Так формально я здесь еще и не живу, – игриво проговорила я, включив все свое обаяние.