Потаённых дел мастер

Хорь, здоровенный детина, съёжился под взглядом вожака и засеменил к костру с видом побитой собаки. Отвязав пленницу, атаман вручил ей оставленную разбойником миску, а сам уселся рядом – следить, чтобы не сбежала. Кира с жадностью набросилась на еду. «Странное дело, – думала она, уплетая суп, щедро сдобренный луком (мяса в миске почти и не было, не мясо, а так – намёк, что оно там было), – атаман меньше этого Хоря на целую голову, да и по силе уступает, но Хорь его слушается беспрекословно, как и все остальные. А ведь каждый человек эгоист по натуре и мнит себя центром мира, так как же так выходит, что одни слушаются других? И ладно ещё, когда слабые слушаются сильных, так ведь сильные слушаются слабых в большинстве случаев! Что заставляет всех вставать в присутствии одного? Слушать, даже если не интересно? Делать то, что не хочется? Почему вообще люди готовы подчиняться, если подчинение должно противоречит их природе?»

– Может, вы меня отпустите? – спросила она.

Несколько секунд атаман смотрел на девушку не мигая, а потом разразился гортанным смехом. Кира обиженно насупилась: да, просьба была, мягко говоря, невыполнимая, но зачем же так грубо реагировать?

Когда главарь, наконец, отсмеялся, она с раздражением поскребла ложкой в миске и снова заговорила:

– Послушайте, но ведь это же бесчеловечно. Вы везёте живого человека на съедение дракону! Поставили бы себя на моё место…

– Я на твоем месте никогда не окажусь, – зевнул атаман. – Хотя бы потому, что у меня волосы тёмные, и я не девушка. За тебя заплатят настоящими драгоценностями, – доверительно понизив голос, прибавил он. – Рубинами.

– Много? – хмуро спросила Кира.

Атаман кивнул и довольно осклабился.

– Жадность – порок, – нравоучительно заметила девушка и со вздохом отставила пустую миску.

 

На следующий день за пару часов до полудня они вышли к реке. Видимо, через лес проходило русло одного из притоков ясноградской реки. Здесь, в низине, вода едва доставала людям до щиколоток. На другом берегу лес менялся до неузнаваемости: трава имела цвет фиолетовых чернил, деревья стояли, скрючившись, нижние ветки торчали в стороны как рога… проще говоря, местность по ту сторону реки выглядела далеко не дружелюбно.

Разбойники спешились и перешли реку вброд, собираясь продолжить путь, одна только девушка упёрлась:

– Туда нельзя, – заявила она.

– Почему это? – удивился атаман.

Кира показала на деревянную табличку, вбитую в землю возле воды, такую старую, что дерево растрескалось и покрылось лишайником.

– Это запретный лес. Видишь, написано на табличке: «Опасно! Запретный лес».

– Чепуха!

Атаман с преувеличенно бодрым видом шагнул вперёд, остальная шайка обменялась неуверенными взглядами, но гордость и, что важнее, страх перед главарём не позволили им высказывать сомнения вслух. Кира обречённо выдохнула: если бы кто‑то поинтересовался её мнением, она бы сказала, что запрещающие таблички просто так не ставят, что, если на двери написано «Не влезай! Убьёт!», то только в самом розовом детстве можно фантазировать, что по ту сторону находится потайная комната, полная загадочных предметов. Но её никто не спрашивал. Впрочем, пока что ничего неожиданного или угрожающего не происходило, и разбойники беспрепятственно топали по жуткому лесу, против воли стараясь не шуметь. К вечеру они даже набрели на тропинку.

– Её проложили не звери, – авторитетно заявил щуплого вида разбойник с «казачьими» усами, выполнявший в отряде работу следопыта. – Здесь недалеко есть деревня или хутор.

– Отлично! – атаман довольно потёр руки. – Сегодня заночуем с комфортом!

До самой ночи они шли по узкой тропинке, освещая дорогу факелами, и некоторые из разбойников уже начали поговаривать, что это, де, тропа‑обманка, и они так и станут бродить по лесу спиралями, пока не зайдут в самый центр, где живёт душа леса. Которая, конечно же, сожрёт их со всеми потрохами. Но тут тропа вдруг резко оборвалась, и они уткнулись в стену. Не то, чтобы нечто подобного не ожидалось, просто глухая стена посреди густых зарослей выглядела странновато. Возводившие её люди сделали всё, что могли, чтобы создать прочное сооружения, имея под рукой только дерево: перед отрядом высился частокол, высотой в два метра, там, где тропинка упиралась в стену, земля была утоптана, однако даже намёка на ворота не наблюдалось.

– Вот это интересно! – протянул атаман.

Он осмотрел весь участок стены, точно надеялся, что стена его разыгрывает, и ворота сейчас появятся, но ничего не нашёл и заколотил в стену рукояткой сабли. Сначала всё было тихо, потом они услышали надсадный шёпот по другую сторону ворот:

– Говорю тебе, это ОН!

– Да с чего ты взял?

– Самое время ЕМУ появиться, уже и луна взошла. Точно тебе говорю.

– Да когда ты слышал, чтобы ОН стучался?!

– А ну открывайте, крысы! – рявкнул атаман.

Шёпоток стих. Замолчать громче у неизвестных вряд ли бы получилось.

– Открывайте! – прогремел атаман, багровея от злости.

– Это люди! – произнёс второй голос. – Надо впустить, а то ОН их сожрёт.

– Точно, – поддержал второй.

– С другой стороны, если ОН их сожрёт, тогда, может быть, не придёт за нами.

– Да, верно, надо над этим подумать.

Атаман с беспомощным видом оглянулся на подручных, но поддержки не дождался. Не часто ему случалось стоять перед закрытой дверью, выслушивая, как хозяева решают: впустить ли его или сделать вид, что никого нет дома. Кира бы охотно посмеялась над дурацким положением, в которое попали её конвоиры, если бы находилась по ту сторону забора. «Цивилизованный человек нашего времени отвык от мысли, что его могут скушать, – подумала Кира. – Лично я с этой мыслью ещё не свыклась, и не очень‑то и хочется, если уж на то пошло…»

– Знаешь, Санти, мне кажется, мы поступаем бесчеловечно.

– Ну не знаю, Руми… По‑моему, оберегать свою жизнь – это очень даже человечно.

– Просто думаю, что они могли бы помочь нам обороняться.

– А что мешает им помогать, находясь на той стороне?

– Мы сейчас уйдём, – зловеще предупредил разбойник, – но скоро вернёмся с тараном. Открывайте по‑хорошему!