Приключения Шерлока-Эркюля Третьего, знаменитого пса-детектива
– Послушай, что мне прислали, Эркюль.
Мой лучший друг, мой брат‑творец,
Великий гений и мудрец!
Зову в обитель я свою,
С тобой стихами пропою,
Восславив жизнь и роль творца
За чашей красного винца!
Ни подписи, ни обратного адреса на конверте не было. Но это было и не нужно.
– Только из одной обители могло прийти подобное приглашение, – задумчиво проговорил Хозяин, – и попробуй не явиться. Ладно, значит, пора готовить смокинг.
Он посмотрел на меня и добавил:
– Кстати, тебе тоже придётся присутствовать на вечеринке… Нет, а как ты хотел? Ты теперь легенда! После поимки преступников, покушавшихся на мой сценарий, все звёзды хотят видеть тебя на приёмах… И не надо так вилять хвостом. Тебе тоже придется надеть смокинг.
Я очень красноречиво посмотрел на Алексея, и он сдался:
– Ну ладно, тебе можно и без смокинга. Ты и так хорош!
Потрепал меня по голове и вышел на террасу. Я обнюхал конверт и запомнил запах. Пригодится.
Дом Сюзанны Эдуардовны Крикунец, адресанта послания и хозяйки вечеринки, полностью соответствовал её имени. Я мог бы описать его такими словами: пряничный домик ведьмы из волшебного леса. Так, кажется. Снаружи это было что‑то зефирно‑розовое, с башенками на манер средневековых замков. Внутри шелка щеголяли вперемежку с парчой. Приторно‑сладко и вызывающе. Но что поделать? Сюзанна Эдуардовна, творческая на всю голову дама, существовать иначе просто не могла. И совсем не из‑за того, что была выдающейся поэтессой или прозаиком. Даже наоборот.
Богатство почившего мужа после оглашения завещания целиком и полностью досталось ей. И вот тогда душа Сюзанны Крикунец развернулась на всю катушку. О её стихотворных вечеринках стали слагаться легенды. При всей своей сумасбродности Сюзанна Эдуардовна была дама весьма и весьма неглупая. Вечеринки устраивала не абы зачем, а чтобы приметить очередную восходящую звезду. И, если сама она не преуспела на творческом поприще, то многим помогла оседлать мифического Пегаса, с помощью которого никому не известные доныне поэты и прозаики совершали свои литературные подвиги. Нас встретила сама устроительница вечеринки. В струящихся цветастых материях Сюзанна Эдуардовна выглядела, как торт со взбитыми сливками, на который пролили яркие пищевые краски. Но при своих весьма внушительных габаритах творческая дама двигалась удивительно изящно и легко.
Её голос струился прохладой живительного ручья, когда, приветственно поднимая руки, она продекламировала:
О, здравствуй, здравствуй, милый друг!
Взгляни скорее ты вокруг:
Сияет лампы яркий свет,
Но есть один большой секрет
– Стихами только говорим,
Весь мир твореньем поразим.
Она раскрыла объятия, и мой тщедушный Хозяин утонул в ворохе рюш, кружев и тонких материй.
Едва мы успели спастись от приторных объятий Сюзанны Эдуардовны, как из вороха тканей раздался яркий баритон:
– Хозяйка вечера, к твоей руке я припадаю
И чувства нежные всегда к тебе питаю…
Позволь обнять, о нимфа…
– Полно, полно…
Я рада видеть вас, мой милый друг,
Пройдите в дом, Там есть вино, закуски,
По‑тайски и по‑гречески, по‑русски.
Все кухни мира мы собрать сумели, да…
– Я вижу, не кривит душой молва,
Что ваши вечеринки – это чудо!
Не хуже звёзд иных из Голливуда…
– Ну полно, полно лести, Пройдите в залу…
Чем закончились обоюдные расшаркивания яркого баритона и творческой дамы, мы так и не узнали, спасаясь бегством на случай оказаться вовлеченными в их оживленный диалог. Вечеринка текла размеренным ручьём: гости говорили стихами, читали стихи, пели стихи. То тут, то там раздавались аплодисменты и восторженные вопли. В пространстве висело такое множество разномастных чувств и эмоций, что в моём носу разыгралась настоящая буря, заставлявшая регулярно чихать. Хозяин уже посматривал на меня с беспокойством. Я читал его, как раскрытую книгу: «Пора отсюда сматываться. Шерлоку некомфортно. Да и мне, признаться, тоже».
Но вслух он говорил, обращаясь к высокой брюнетке с ярко накрашенными губами:
– Сердце плачет и тоскует,
Для души спасенья нет,
А зима в окне рисует
В снежном танце силуэт.
Она вторила:
– Образ твой ещё неясен,
Ты далёк, но знаю я,
Что душою ты прекрасен,
Даже если лик ужасен,
Что полюбишь ты меня.