Прыжок
– Это ситуация непосредственно перед появлением Второй‑на‑Ракс, – сообщила Ксения. – «Стиратель» закончил восстановление после атаки «Твена», сам «Твен» подвергся электронному шоку, Марк находится в оцепенении, ну а «Дружба»… попала под вторичное облучение в ходе боя, экипаж умирает.
Криди с содроганием рассматривал изображение. О да, ему все рассказали, много раз рассказали. Но сейчас, глядя на размеры кораблей, он с ужасом ощутил, насколько же мала была их «Дружба», где в тот миг умирала Анге.
– Потом появилась Мать, – сказала Ксения.
На изображении возник планетоид, рядом с которым теперь уже «Стиратель» показался ничтожным. Фокус изображения по‑прежнему был на чужом корабле, Вторая‑на‑Ракс нависала над ним.
«Стиратель» начал разваливаться. Исчезла обшивка, вывалились причудливые конструкции, будто любознательный строитель когда‑то запихнул в корпус все возможные формы, от шаров и кубов до скрученных спиралью лент и пустотелых кристаллов.
– Мать применила опасный, но действенный метод, – прокомментировала Ксения. – То, что вы наблюдаете, называется откатом. Попавший в зону воздействия объект начинает ускоренно возвращаться назад по линии времени.
– Вы же говорили, что не умеете такого, – укорил Горчаков. – Что машины времени не существует.
– Да, не существует. Это не путешествие во времени, это деконструкция. Каждый существующий атом, каждая элементарная частица объекта начинает стремиться к своему прежнему состоянию. Если подвергнуть такому воздействию человека, он вначале помолодеет, потом превратится в ребенка, а потом…
– Я догадался, – прервал ее Горчаков. – В таком состоянии… объект… может функционировать? Думать, сопротивляться?
– Нет. Именно поэтому Вторая‑на‑Ракс использовала инверсию времени. «Стиратель» не мог атаковать, звать на помощь, посылать донесения.
На изображении «Стиратель» превратился в ажурный каркас – потом растаял и тот. Осталось лишь облачко стремительно расходящейся пыли.
– Но произошло неожиданное, – сказала Ксения. – Один из наших кораблей на окраине системы обнаружил червоточину, несущую информационный пакет. Корабль перехватил и сдублировал пакет, после чего отправил его в защищенную информационную зону Первой‑на‑Ракс. После анализа содержащейся информации корабль по приказу Первой‑на‑Ракс вошел в червоточину, определил точку выхода, после чего уничтожил себя вместе с червоточиной и информационным пакетом. Насколько мы можем судить, сигнал не должен был дойти до адресата.
– Черт возьми, это вообще возможно? – воскликнула Мегер. – Войти в чужую червоточину и уничтожить ее?
– Возможно, – ответила Ксения. – Сейчас я покажу вам перехваченное сообщение, оно достаточно короткое.
Изображение изменилось.
Горчаков сдавленно выкрикнул какое‑то слово, незнакомое Криди.
Впрочем, слов сейчас звучало много, и почти все не входили в универсальный язык, которому Ракс научили неварцев.
Изображение показывало рубку космического корабля. Очень странную, но, скорее всего, именно рубку. Там были и кресла, и причудливые пульты, и экраны – на одном из которых застыло изображение «Твена».
А еще там были двое людей. Очень похожих на тех, кто составлял экипаж «Твена». Молодой мужчина, скорее даже юноша, светлокожий и черноволосый, молодая и чуть более смуглая женщина. Оба были в свободной светлой одежде, стояли, взявшись за руки, и смотрели вперед.
– У нас очень мало времени, – сказал юноша. – Корабль в темпоральной инволюции, капсула выдержит не более минуты. Сделать ничего невозможно.
– Надеюсь, что, когда капсула разрушится, импульс сумеет пройти, – добавила женщина. В ее глазах показались слезы.
– Мы их недооценили, простите, – продолжил юноша. – Очевидно, это не первая встреча! Технология изменения реальности, убежден, что наши корабли уже сталкивались с ними… просто мы об этом не знали!
– Я бы предположила наличие вынесенных баз данных, позволяющих им контролировать ситуацию! – быстро вставила женщина. – Обдумайте эту опасность!
– Время уходит, прощайте! – выкрикнул юноша. – Прощай, Лисс!
– Лисс! – Женщина вскинула руку. – Лисс превыше всего!
Изображение исчезло.
– Они совсем как мы, – сказал Горчаков растерянно. – Почти как люди. Редко бывает такое сходство…
– Я бы даже сказал, что они психологически идентичны вам, – произнес Двести шесть – пять. – Уважаемая Ксения, они не выжили?
– Исключено, – ответила Ксения. – Для того чтобы отправить сигнал, им необходимо было вначале уничтожить защитную капсулу, чем бы она ни являлась. Они сами прервали последние мгновения своей жизни, чтобы отправить сигнал и не демаскировать себя.
– Тоже очень по‑человечески, – заметил феолец с явным удовлетворением. – Самопожертвование, героизм и лозунги перед смертью… Простите, если мои слова кого‑то обидели.
– Да, мы такие, – пробормотал Матиас. – Позвольте, но как два биологических существа могли на равных противостоять Ракс?
– Искин, – отмахнулся Горчаков. – Их кораблем управлял мощный искин, они осуществляли лишь общее руководство. Как мы с Марком… Хотя… Ксения, изображение реально?
– Это ведь могла быть виртуальная проекция образа? – сказал Соколовский. – У нас Марк забавлялся такими штуками. А то очень уж прилизанные, аккуратные, будто из кинофильма.
– Мы не нашли признаков искусственного изображения, – ответила Ксения. – Анализ продолжается, но пока Ракс склоняется к наличию на корабле Стирателей человеческого экипажа.
Горчаков кивнул.
– Что ж, будем исходить из этого. Вы не упустили какие‑то нюансы информации? Вот, скажем, «Лисс» – это название планеты, культуры или человеческое имя?
– Скорее всего, планеты или культуры, – ответила Ксения.
– Насколько точным является перевод? У вас ведь было немного слов для анализа.
Ксения покачала головой.
– Командир, видимо, вы не поняли…
И тут Криди впервые в полной мере оценил богатство человеческой мимики. Наверное, он привык к людям с Земли и стал ловить нюансы их эмоций, во всяком случае, он готов был поклясться, что по лицу командира Горчакова последовательно пронеслись неверие в то, что он уже готов был услышать, нехарактерная для него гневная ярость, желание спорить, глухая тоска и мрачная решимость.
– Мы ничего не переводили, – сказала Ксения. В ее голосе тоже была тоска. – Они говорили на внешнем английском.
– Но… – сказал Горчаков и замолчал.