Прыжок
Глава вторая
Таймер в часах доктора звякнул.
Валентин невольно подумал, что почти все космонавты ставят на таймеры такое вот звяканье. Сигналы вызова могут быть самые разные, а вот таймеры не пищат, не свиристят, не тренькают – они дребезжат, как старый велосипедный звонок.
Детская ностальгия? С тех времен, когда тебе пять лет и ты мчишься по дорожке на первом двухколесном велосипеде?
Да нет, наверное. Космический корабль – очень большая и набитая электроникой штука. В нем повсюду какие‑то лючки, пульты, датчики, контрольные панели: в стенах, полу, даже в потолке. Корабельный искин – искином, но, если что‑то идет не по плану, электроника начинает пищать и тренькать, привлекая внимание людей. Сознание уже настроено на то, что любое электронное попискивание означает тревогу.
А звяканье – оно мирное, привлечет, но не встревожит. Оно из детства.
Так, значит, все‑таки ностальгия?
Соколовский отставил рюмку и поднялся. Валентин мысленно отметил, что за проведенный вместе час доктор выпил от силы пару рюмок. Изображал расслабление, а не расслаблялся.
– Ну‑с… – Лев бросил взгляд на командира, и тот тоже встал.
– Я помогу.
Они вместе вошли в реанимационный бокс, где на двух узких кушетках лежали Лючия и Анна. Реанимация после оказанной Ракс помощи им не требовалась, но здесь была лучшая диагностическая система, по сути, весь бокс представлял собой большой и сложный датчик. Внутри было холодно и влажно, от дыхания женщин шел пар. Глаза Лючии были закрыты, Анна смотрела в потолок, в нависающий над кушеткой белый диск (как Валентин случайно знал, в диске прятался мультидиапазонный детектор). На головах у женщин белели амбушюры наушников (впрочем, трансляция успокаивающей музыки и команд искина была второстепенной функцией, а основное воздействие шло через тонкую дужку, соединяющую динамики).
– Лев, отключите эту хрень, – тихо сказала Мегер, и Валентин возликовал.
– Сейчас, дорогая, – бодро отозвался Соколовский, снимая с Мегер наушники.
Женщина еще несколько мгновений полежала, потом резко села, спустив ноги с кушетки. Кивнула командиру, сказала:
– Мастер‑пилот Мегер ждет ваших распоряжений.
– Вольно, – ответил Валентин.
Мегер тряхнула головой. Сказала:
– Ненавижу волновой сон… Ну так что там, доктор?
Соколовский торжественно указал на зеленые огоньки в изголовье обеих кушеток.
– Я еще не смотрел полный отчет. Но, судя по всему, – вы в полном порядке! Голова не кружится?
– К черту, я замерзла, – пробормотала Мегер. Спрыгнула на пол, придерживая одной рукой у груди простыню, вышла из бокса. Мускулистая черная спина и упругая задница на фоне белых стен смотрелись великолепно. – Гюнтер, тут есть какая‑нибудь одежда? И кофе, здоровенная бадья кофе, и чтобы был черным и сладким, как я!
Лев подмигнул Валентину. Валентин подмигнул Льву.
– Чертовы Ракс, glupi jak koza[1], – пробормотал Соколовский. – Я же говорил, все хорошо. Мы, люди, крепче, чем они считают…
Он повернулся к кушетке, на которой лежала Лючия. Аккуратно снял наушники.
Девушка продолжала лежать с закрытыми глазами.
– Просыпайся, золотко, – сказал Лев негромко.
Лючия не двигалась.
– С ней точно все в порядке? – спросил Валентин с тревогой.
В бокс вернулась Мегер. В халате на голое тело и с кружкой в руке. Отхлебнув кофе, она вопросительно посмотрела на доктора.
– Сейчас, сейчас… – доктор включил экран кушетки. Нахмурился. Потом улыбнулся. – Да она просто заснула! Молодость!
Он легонько потряс Лючию за плечо.
– Кадет Д’Амико, подъем! – сказала Мегер строго.
Лючия потянулась, зевнула и открыла глаза. Тоже попыталась сесть и вдруг застыла, подтянув простыню до подбородка. Спросила:
– Почему я голышом?
– Потому что в реанимации трусов не носят, – ответила Мегер, отпивая кофе. – Разве только в кино… Как себя чувствуешь, кадет?
Лючия затравленно посмотрела на Анну, потом на Валентина, потом на Льва. Кажется, доктор, то ли в силу возраста, то ли из‑за традиционного для его профессии белого халата, вызвал у нее максимум доверия.
– Доктор, я в больнице? – спросила девушка.
Валентин отвел глаза. Зеленые огоньки вызывающе сообщали, что Лючия в норме.
Во всяком случае – физически.
– Ты нас не помнишь? – спросил Лев, пожевав губами.
Лючия замотала головой.
Анна вышла за дверь, вернулась с халатом. Бросила его Лючии.
– Надень и пошли отсюда. Тут холодно, как в Сибири.
Лючия стремительно покраснела. Прошептала:
– Отвернитесь…
– Мужчины, вы могли бы выйти? – спросила Мегер.
– Вы тоже! – выкрикнула ей в лицо Лючия.
Мегер удивленно нахмурилась.
– Скажи, золотко, ты помнишь, как твое имя? – спросил Соколовский.
– Лючия! Лючия Д’Амико! – Похоже было, что девушка близка к истерике.
– Хорошо, верно, – закивал Соколовский. – А нас не помнишь… Что последнее ты помнишь? Как сюда попала?
Лючия на миг задумалась. Спросила:
– Я попала в аварию?
[1] Глупые как коза (польск.) – фразеологизм понятного содержания.
