Расправа и расплата
– Сейчас же, срочно отправь Анохина в Тамбов. Усиленный наряд в «воронок» и сам на машине следом! Всю дорогу глаз не спускай, понял? Пока своими глазами не увидишь, что он попал по назначению, у меня покоя не будет. Вопросы есть? Действуй!
Сарычев немедленно собрался, и через полчаса «воронок» с Анохиным выезжал из ворот милиции. Его сопровождала черная «Волга» молодого начальника милиции.
В это время секретарь райкома принимал в своем кабинете редактора районной газеты Василия Филипповича Кирюшина. Пришел тот по своим делам. Сидели, разговаривали.
– Твой заместитель меня ошеломил утром, – горько качнул головой Долгов. – Оглушил прямо! Ты в курсе?
– Звонил он мне вчера из Тамбова, обрадовал, – улыбнулся Василий Филиппович. – Я посчитал, что это вы его рекомендовали… Он парень способный, большая дорога…
– Какая дорога! – воскликнул, перебил Долгов. – Кончилась его дорога! Мне из отдела милиции только что позвонили: изнасиловал он девку ночью, арестован!
– Коля! Изнасиловал?! – откинулся в кресле, побледнел Кирюшин. – Какую девку? Зину? Так он жениться на ней собрался. В Тамбов в загс документы с ней подавать возил…
– Она его невеста? – теперь поразился Долгов. «Неужели эти скоты с его невестой расправились? Ну, скоты, все запутали!» – мелькнуло в его голове, обдало жаром. – Почему же тогда она с собой покончила?
– Зинка? Покончила? Мать моя! Как? – воскликнул потрясенный Василий Филиппович. – Тут не то что‑то… Я хочу с ним встретиться! Тут что‑то не то!
– Сам толком ничего не знаю, – буркнул растерянный Долгов. – Сейчас выясню!
Секретарь набрал номер милиции.
– Сарычева! – попросил он в трубку. – В Тамбове? Когда уехал?… Какого преступника? Анохина… В Тамбов, значит, увез, а как зовут ту… девчонку, которую он… изнасиловал… Да, да, узнайте… Сейчас узнают, – опустил Долгов трубку и глянул на редактора. – Анохина уже в Тамбов увезли. Утром Сарычев доложил туда, приказали привезти. Дело слишком серьезное для района… Как, как? – спросил он в трубку. – Валентина? Спасибо!.. – и вымолвил с облегчением. – Валентина ее зовут… Дело вот еще чем осложняется. Нападение по почерку совпадает с апрельским. Помните, маньяк изнасиловал в лесопосадке и задушил свою жертву. Как мне объяснили, нападение однотипное. Но на этот раз случайно ребята неподалеку оказались. Шли мимо, услышали, схватили, говорят, прямо на девке. Вместе в милицию привезли… Протокол составили…
– Как же она покончила с собой?
– Раздолбаи! – выругался Долгов. – Домой повезли из милиции, трое было… Она у них на глазах через перила железнодорожного моста сиганула. Рты разинули… Раздолбаи!
15. Камера
Николай Анохин догадался, что его везут в Тамбов сразу после выезда из Уварово. Понял это и обрадовался, решив, что там его не достанет Долгов. Там следователи поответственней. Он все расскажет им. Они быстро разберутся и отпустят его. Николая поташнивало, в животе было неспокойно, крутило, временами схватывало. Наверно, от утренней баланды.
По частым поворотам машины понял, что въехали в Тамбов, и подумал, что где‑то совсем рядом находится Зина, может быть, идет сейчас мимо по улице и не догадывается в какой он беде. От мысли о Зине сильнее защемило сердце, снова навалилась тоска, такая тоска, словно он узнал, что больше никогда не увидит Зину, не обнимет ее.
В следственном изоляторе Анохина ждали, поэтому приняли без проволочек, быстро. Сарычев не был официальным сопровождающим, поэтому в тюрьме в дела не вмешивался, вообще не входил в здание, старался не попасть на глаза Анохину, своему сопернику. Когда ему доложили, что преступника приняли и отправили в камеру, он сел в машину и быстро кинул водителю:
– В Уварово!
Шофер удивился, глянул на него, проверяя, не ослышался ли он. Прежний начальник милиции никогда так скоро не покидал Тамбов, обязательно места в три заедет показаться, поговорить, пожать руку.
Анохина вначале отправили в одиночку. Шел он по коридору тюрьмы медленно, осторожно, горбился, все тело болело. Под глазом синяк, нос распух. Сорочка в темных кровавых пятнах. Галстук отобрали в Уварово и не вернули. В камере он лег на топчан на спину, стал смотреть на тусклую лампочку под потолком и думать, стараться понять, что они будут делать с ним дальше. Он не мог найти объяснения тому, почему его не убили в лесу? Почему не спросили ни разу о пленке? И знают ли они вообще о ней? Если не знают, считают, что Ачкасов просто познакомил его с документами, тогда логичней убить его, чтобы он не поделился ни с кем информацией. Зачем такая сложная операция с насилием? Неужели они не понимают, что на суде он все расскажет? И кто насиловал, и за что его подставили. В поведении Долгова Анохин не находил логики, не понимал его. И не мог предугадать, что он предпримет дальше. Вряд ли он решиться убить его в тамбовской тюрьме. Значительно проще это было сделать в Уварово, а еще проще, конечно, на даче, в лесу. Убили, камень на шею и в воду или закопали в лесу. Быстро и незаметно. Значит, что‑то еще придумали. Но что?
В таких раздумьях и тоске по Зине, по матери, в мучениях от мысли – каково им будет узнать о его беде! – Николай Анохин провел вторую ночь в тюрьме, вторую ночь без сна. Утром после жидкой кормежки услышал он лязг засовов. Дверь распахнулась.
– Выходи! С вещами! – Надзирателей было двое. – Скатывай матрас.
В коридоре Анохин снова почувствовал резь в животе и попросил:
– Мне бы в туалет…
– Потерпишь, там есть, – буркнул один надзиратель, запирая камеру.
Когда открылась дверь, Анохин подумал, что его поведут на допрос. Он решил сразу написать все на бумаге и потребовать расследования. Но с постелью на допрос не водят, значит, всего лишь в другую камеру перебрасывают. По коридору вдоль железных дверей вели недолго. Остановились возле одной, и тот же надзиратель, что открывал его камеру, загремел ключами, засовами, а другой сказал с сочувствием:
– Ну, парень, тебе не позавидуешь!
Тот, который открывал, постарше и пожестче, быстро глянул на своего напарника:
– Помалкивай, не твое дело!
Анохин понял, что его ожидает что‑то страшное. Сердитый надзиратель открыл дверь?
– Заходи!
За дверью была большая камера, и видно было несколько человек заключенных. Анохин, съежившись, шагнул через порог и остановился. Жесткий надзиратель толкнул его в спину и прикрикнул громко:
– Иди‑и! Помял крылышки – неси ответ! – и захлопнул дверь.
