Разведённый эксперт по семейным отношениям. Роман не без юмора
– Коротковатый. Он её сильно портит и придаёт какой‑то хищный вид.
Я фыркнул и закатил глаза:
– Тоже мне проблема – нос…
– Не в этом дело, – серьёзно ответил Сашка. – Она ведь очень привлекательная – фигура, грудь. Но раз я обращаю внимание на такую мелочь, как короткий нос, то, видимо, она не мой человек, и мне не подходит. Чужая душа, понимаешь? Ведь она человек со свойственными только ей чертами характера. Личность! А меня раздражает форма её носа.
Сашка невозмутимо смотрел на меня круглыми карими глазами. Я задумался, всерьёз ли он это говорит, но не решился развивать тему родства душ с губастыми помощницами и промолчал.
– Вижу, ты налегке, без чемодана, – сказал Сашка. – Где планируешь остановиться?
– Ничто не сможет меня остановить, – хмыкнул я.
– Понятно. Значит, у меня, – скорчил гримасу ужаса Сашка и воздел ладони к небу.
– Конечно, у тебя. Если только твоя жена не будет против. А то опять скажет, что я тебя спаиваю, способствую твоей деградации. Кстати, всё более заметной. Да и вообще такие друзья, как я, вредят карьере.
– Ничего она не скажет. Мы с Ирой уже полтора года не живём вместе. Разве я не говорил тебе? – спросил Сашка.
– Говорил, но прямо противоположное. Что у вас всё хорошо, – сказал я.
– У нас действительно всё отлично.
– Теперь это так называется. Ясно.
– Слушай, Виталь, ты обедал? Ну вот. Давай заглянем в какой‑нибудь ресторанчик, выпьем, и я тебе всё расскажу про работу и про Иру.
От таких предложений я принципиально не отказываюсь.
III
Даже в провинции многим уже надоели заведения с итальянской кухней. Собственники почувствовали усталость публики и с лёгкостью пожертвовали криво понятой концептуальностью. Людям свойственно без сожалений расставаться с тем, что кажется им бессмысленным. В заведениях, названных в честь итальянских городов, задымились кальяны, а в меню появились бургеры и азиатские удоны.
– Восхищаюсь теми, кто владеет итальянскими кафешками, – сказал Сашка, когда мы вошли. – У них гости едят те же самые макароны с соусом, что и дома, но платят за них в пять раз больше. Ещё и называют это модным словом «паста».
– Мы поэтому пришли именно сюда?
– Нет, здесь бургеры вкусные. А ещё я знаю собственника. Жорик, отличный мужик. Такой, знаешь, бывалый, крепкий собственник. Сидел за растрату в советское время.
Мы заказали двойные бургеры с картошкой фри, бутылку водки и соленья. Официантка похвалила наш тонкий вкус и скрылась в недрах заведения. Пока ждали заказанное, Сашка рассказывал бородатые анекдоты, пользуясь тем, что у меня на них плохая память, и каждый раз я смеюсь от души. Более благодарного слушателя, чем я, не найти.
Мы звонко чокнулись, выпили и закусили черемшой. Потом закусывали исключительно бургерами с вишнёвым соусом. Две студентки, сидевшие за соседним столиком, притворялись, что делают селфи, а в действительности снимали наши кулинарные изыски.
– Ира заболела, – сообщил раскрасневшийся Сашка.
– Что с ней?
– Сделала аборт и впала в депрессию. Психологический кризис.
– Сочувствую вам… – потупился я.
– А мне‑то чего сочувствовать? – удивился Сашка. – Я здесь ни при чём.
– А от кого же тогда был ребёнок?
Сашка пожал плечами и налил ещё по одной. Пододвинул ко мне стопку. На безымянном пальце правой руки блеснуло кольцо.
– Точно не знаю. Но что‑то мне подсказывает – от какого‑то мужика.
– А зачем она аборт сделала? – спросил я.
– Говорит, что пока не готова стать матерью. Рано ещё.
Повисла пауза. Я задумался, прикидывая в уме возраст Иры, но Сашка прочитал мои мысли.
– Не мучайся, – улыбнулся он, – ей сорок три года.
Сашина жена, Ира Семигорова, восхищала меня настойчивостью и оптимизмом. Но такой жизнелюбивой она была не всегда. До прозрения, совпавшего с получением кандидатской степени, Семигорова считалась серой мышью. Так её называли на родной кафедре русской филологии, где она осталась преподавать после окончания. Это можно было считать лестной характеристикой, учитывая, что юристы и экономисты, у кого Семигорова вела культуру речи, в лучшем случае считали её фриком. Статус непрофильного предмета развязывал студентам языки, и они соревновались в желчном остроумии. Конкуренция приводила к высокому качеству злых шуток. Семигорова делала вид, что не обижалась. Говорила, скрипя зубами, что мнение «мажоров» ей безразлично.
В определённой мере она стала предметом насмешек из‑за своей внешности. Бедность и презрение к стандартам красоты смешались в неизвестной пропорции. Семигорова не пользовалась никакой косметикой, кроме крема для рук. Носила длинную косу до пояса и избегала каблуков, как бандит правосудия. Улыбка обнажала жёлтые зубы. Образ завершали стоптанные балетки и вытянутая кофта. В общем, кличка «Гламур» приклеилась не на пустом месте.
В личной жизни у Семигоровой наблюдался полный штиль, и даже редкий лёгкий бриз казался недоразумением, странным отклонением от нормы. После успешной защиты диссертации, которую она писала с болезненной самоотверженностью, Семигорову накрыла волна отчаяния. Больше жить так, как прежде, она не могла. Семигорова твёрдо решила, что заслуживает всего самого лучшего. Так началось её преображение.
– Сейчас Ира не может работать. И неизвестно, что дальше будет, – сказал Сашка. – Вести тренинги некому, и наш бизнес потерял половину выручки.
У них в семье было хрестоматийное разделение труда: Сашка учил бизнесменов зарабатывать, а Семигорова помогала клиентам налаживать личную жизнь. Отлаженная схема долгое время служила им верой и правдой. Клиенты улыбались, банковские счета росли.
– В общем, Виталь, я предлагаю тебе заменить Иру. Станешь экспертом по семейным отношениям. Будешь учить тому, как обрести счастье в браке. Или счастье вне брака. Что, удивлён? Подумай: и мне хорошо, и тебе хорошо.
– Эм… неожиданно. Я думал, что ты меня в какую‑нибудь компанию пристроишь, ведь ты многих лично знаешь. Нефтяную, газовую, на худой конец – на кондитерскую фабрику или молокозавод.
– Зачем тебе это? – махнул рукой Сашка. – С работы достойного выхода нет – только на пенсию. К тому же, кем ты там, в нефтегазовой компании, собрался работать? По профессии, что ли?