Разводимся! Моя на тридцать дней

Сбивчивое дыхание, влажные ресницы и дрожащие губы – все это в комплексе действует на меня как поток ледяной воды из брандспойта. Мгновенно остываю, но Ксюшу по‑прежнему держу крепко, чтобы не сбежала. Хотя она и не пытается: съежилась, затаилась, впившись пальцами в мою рубашку, и почти не дышит. А я греюсь об нее.

Чего это я? Да идиот просто. Психованный и ревнивый.

– Ты хочешь с Глебом поехать? – врезаюсь в жену настороженным взглядом. Ладонь непроизвольно ползет с изящной талии на поясницу и давит, сильнее вжимая податливое тело в мой торс.

– Хочу домой, – Ксюша уходит от прямого ответа и, насупившись, отворачивается. Затравленным зверьком поглядывает на мать, а та, опомнившись, снова взметает руку ко лбу, намекая на плохое самочувствие. Они с ума меня сведут на пару.

– Хорошо, как скажешь, – ослабив хватку, тянусь в карман. – Глеб, подгони свой автомобиль ближе ко входу в ресторан, – бросаю, не оборачиваясь на друга. Не могу пока что видеть его – боюсь опять сорваться. Однако довольного, маслянистого голоса хватает, чтобы я скрипнул зубами.

– Да‑да, сейчас, – Глеб нетерпеливо хлопает себя по брюкам, и в моем больном, отравленном ревностью воображении это выглядит как недвусмысленное приглашение, адресованное Ксюше. – Доставлю в целости и сохранности, – нервно усмехается, останавливаясь рядом с ней.

Жена, вздохнув, отстраняется от меня. Послушно кивает, ловит на себе победный взгляд матери и пятится к Глебу. Хмыкнув и укоризненно посмотрев на нее, как на капризного, обиженного ребенка, достаю ключи.

– А ты в нашей машине подожди, пока я маму провожу, – вкладываю брелок ей в руку. Накрываю своей, заставляю сжать в кулак.

– М‑м? А… – растерянно хлопает ресницами, а сама с опаской косится на свекровь. Если честно, мне начинает надоедать их молчаливая перестрелка взглядами. Пока они не поубивали друг друга, аккуратно подталкиваю Ксюшу к дверям.

– Иди. Пожалуйста, без глупостей, – добавляю чуть слышно, чтобы до окружающих не долетело. – Я скоро, – мягко целую ее в пылающую щеку.

– Ла‑адно, – тихо тянет она. – До свидания, Нина Евгеньевна, – виновато шепчет ей.

Разворачивается, цокает каблуками и красиво, грациозно плывет по залу ресторана, теребя на пальчике кольцо от брелока. При каждом шаге ее округлые бедра, аппетитно обтянутые юбкой, покачиваются в такт.

– Как же… А я куда? С кем? – заикается Глеб, провожая Ксюшу прищуренными глазами, которые хочется выколоть, чтобы никогда больше не смотрел так на мою жену.

– Ты же хотел помочь, дружище, – хлопаю его по спине. – Нину Евгеньевну доставь к врачу или по адресу, который она назовет, – подаю маме руку. – Все еще плохо?

– Плохо. Или ты думаешь, я лгу? – принимает мою ладонь, медленно поднимаясь с места. – Значит, вот так, сын? Что бы сказал твой отец, если был бы жив…

– Не начинай, – строго осекаю ее.

Когда дело касается покойного папы, я становлюсь сам не свой. Тоскую дико, и эта грусть выливается в ярость. Я до последнего вздоха за него боролся, но не удержал. Когда теряешь нечто по‑настоящему важное, не жалко ни сил, ни средств. Но никакие деньги не помогли.

– Прости, я тоже скучаю, – мама берет меня под локоть и, держась, молча следует за мной на улицу.

Верю. Ей действительно не хватает заботы мужа, и она ищет ее во мне. От нас обоих будто кусок оторвали. Наживо, с мясом.

Скучает. Иначе нельзя. Так сильно и беззаветно, как любил отец, мало кто умеет. Даже я не дотягиваю. Он боготворил мать, надышаться ей не мог, ни на кого больше не смотрел, никогда не изменял. Их отношения всегда были для меня эталоном, но свои я не могу выстроить по такому же образу и подобию. Хрень получается, и я, признаться, устал бороться за нас. Потому что воевать приходится друг с другом, и это самое сложное.

Бросаю взгляд на парковку, нахожу свою машину, на секунду останавливаюсь. В салоне горит свет, а на переднем сиденье нетерпеливо ерзает темный силуэт. Почувствовав меня, Ксюша оглядывается.

– Глеб, звони, если что, – инструктирую друга, помогая матери устроится в его автомобиле. Он не в восторге от пассажирки, но мне плевать. Сам вызвался. – Если деньги нужны будут, скажешь потом, сколько. Я Ксюшу домой подброшу – и сразу к вам в больницу.

– Понял, без проблем, – выжимает из себя со скрипом. – Ты не задерживайся только, – произносит с мольбой.

Пожимаю ему руку, наблюдаю, как он обходит капот и обреченно падает в водительское кресло. Слышу приглушенный, требовательный голос матери: «Быстро не езжай. И аккуратнее на поворотах и по кочкам. Меня укачивает». Посмеиваясь, сажусь за руль.

– Извини. Не знаю, что на меня нашло, – выпаливает Ксюша еще до того, как я успеваю захлопнуть дверь.

Передает мне брелок, и я касаюсь ее ладони, поглаживаю пальцами. Трясется, дрожит на весу, так что приходится обхватить ее и поднести к губам. Прижимаюсь к запястью, веду по нему носом, втягиваю тонкий, нежный аромат. Не понимаю, как одна и та же женщина может пробуждать такие разные, порой противоречивые эмоции. Рядом с ней бьет током, будто схватился за оголенный провод, а без нее я вообще неживой, пластиковый.

– Я же предлагал тебе пропустить эту встречу, – отмечаю тем же тоном, каким она обычно отчитывает меня, если сделаю что‑то не так. Жена не отвечает, лишь часто пыхтит, и от ее дыхания запотевает боковое окно. – Что на этот раз, Ксюш? Рассказывай.

 

Глава 8

 

Ксюша медлит, собирается с духом и мыслями, зажимается, будто я злобный тиран и систематически давлю на нее. Рисует пальчиком круги на стекле, играет на моих нервах. Несмотря ни на что, внешне я держусь спокойно, а Ксюшу это раздражает. Она лихорадочно покачивает ножкой. Однако упрямо молчит. В момент, когда я готов разозлиться, она поворачивается ко мне:

– Мэт, а где ты был днем? – спрашивает неожиданно, путая все карты и толкая беседу в другое, нехорошее для нас двоих русло. – Почему Глеб не в курсе?

– Я не отчитываюсь перед ним о каждом своем шаге, – произношу спокойно и управляю автомобилем максимально аккуратно, в то время как внутри все клокочет.

– Передо мной тоже? – не отступает Ксюша.

Зря настаивает. Правда ей не понравится.

– В филиале, – вру, концентрируясь на дороге. Неприятно это делать, но так будет лучше. – Там сейчас много дел. Готовимся к открытию, ничего не успеваем, – разбавляю ложь реальной информацией.

– Да, помню, ты рассказывал. А та женщина, что звонила утром с несохраненного номера, новенькая сотрудница? – проходится по мне вязким карамельным рентгеном. – Я ее не знаю?

– Не знаешь, – коротко отрезав, сигналю впереди застрявшему автомобилю.