Регулятор. По Стиксу

За повествованием Синицы дошли до здания какой то проходной выложеной из белого кирпича. Забор плотно примыкал к торцам здания, закрывая доступ на территорию и уходил дальше. Туда же уходили и дорожка с дорогой. Широкое крыльцо было выложено гранитными плитами. Они давно потеряли свой лоск истертые следами тысяч людских ног, рабочих, которые проходили здесь изо дня в день в течении многих лет. На плоской крыше проходной стояли большие, металлические буквы с названием предприятия. Буквально резали глаза свежей белой краской.

– Завод имени Орджаникидзе.‑прочитал в слух Болт. ‑Армяне тут с какого бока?

– Здесь тормозим, пацаны. ‑сказал Синица и пояснил. ‑В советские времена чему только не присвояли фамилии революционеров, вот и был один такой.

– И че за контора? – спросил Панда

– Контора… – усмехнулся Синица. ‑Завод! Радиозавод.

Он повернулся спиной к проходной, вытянул руку в противоположном от неё направлении. В ту сторону шла убогая тропинка, вытоптаная среди низкой травы, и терялась в зарослях ивы. Там же подпирали небо большущие, ветвистые тополя. Разглядеть, что находилось за буйством растительности не представлялось возможным.

– Идем туда. За кустами лог, через него перекинут пешеходный мост. За ним частный сектор и конец города. Ищем ночлег. Потопали, господа рейдеры!

Синица перетянул свой"винторез» с живота на правый бок и повесил его толстым стволом инегрированого глушителя вниз. Как принято, пошел первым. Идя по тропинке дорассказал свою историю знакомства с Мутным шлангом.

– Два магазина набивать не стал, только один, нервируют"местные». Показал им» фак"и пошел.

– А они как с тобой попрощались? Наверное вслед лапками долго махали, слезы расставания втихаря смахивали‑? добавил Болт.

– Не, они мне джигу‑дрыгу сплясали. Недорубер со злости им таких лешей напулял, что пыль столбом! Разогнал по сторонам всю свою кодлу.

– Знакомо‑командир самодур‑согласился Болт.

Пешеходный мост начинался почти сразу за зарослями. Весь свареный из толстого железа, двухметровой ширины, он лежал на массивных бетонных опорах и пересекал поперек весь лог, ширина которого была не менее пятидесяти метров. Буйная растительность над ним скрывала его густой тенью. Сейчас, под вечер, здесь были сумерки. Между опорами когда‑то бежала небольшая речушка, оставив после себя подсыхающее илистое русло. Перенос в Стикс оборвал ее течение, ставив исток где то в другом мире. На подходе к мосту Синица предупредил парней:

– Идти по середине не надо. Держимся максимально близко к перилам. Железо под ногами толстое, не провалимся, но подваренно плохо, с"пузырям». Наступишь на такой, он"проваливается» и «стреляет» возвратом на всю округу, аж вся конструкция гудит.

– Поняли. ‑ответил за двоих Болт.

Парни выстроились короткой цепочкой и, аккуратно ставя ноги, пошли по мосту, придерживаясь за узкие перила. Замыкающим двигался Болт. В тенистых сумерках заканчивающегося дня мост иногда металлически поскрипывал и тихо гудел от шагов. Воздух насышала влага, пахло прелой и молодой листвой, легко тянуло болотной тиной.

Неспешно пересекли середину моста. Здесь глубина лога была довольно приличной и в обе стороны открывался хороший вид. Осиротевшее, серое русло пропавшей речки смотрелось уныло. В довершении пейзажа где‑то близко над головами, в густых кронах деревьев, громко и звучно каркнула ворона. Рейдеры приняли это как сигнал к остановке. Дружно вздрогнули от неожиданости и встали, как вкопаные. Мост недовольно загудел от этого действия. Болт с Пандой искали глазами невидимую в листве ворону. Синица осматривался по сторонам.

– Ни слова про пиво и сухарики! – предупредил он. ‑Пошумели недавно, гоготали, как муры под спеком!

– Услышали тебя! ‑ответил Панда, приняв замечание, в частности, на свой счет.

Двинулись дальше. Не получилось уйдти даже на шаг, вернее на его начало. Синица занес ногу, чуть качнулся корпусом, словно хотел сдать назад, и с грохотом поставил ботинок на железный настил. В спину ему тут же ткнулся Болт, в него впечатался Панда. Мост глухо и громко вздрогнул, загудел, будто зарычал угрозой. Синица напряжено замер.

– Вот, ты, Панда‑кликуша вещая! Все байки Улья в гости к нам..!

 

ЗОВ.

 

Лапа проснулся почти под утро. Безумно хотелось в туалет, отлить выпитую перед сном большую кружку чая. Светодиодные часы‑ночник, стоящие на приличных размеров комоде, у соседней от кровати стены, светились крупными синими цифрами в темноте и показывали без четверти пять. Свет включать Лапа не стал, хватало идущего от часов, и прошлепал босыми ногами до туалета. Выйдя из него, остановился и задумался. Постоял пару секунд, понял что заснуть не выйдет, включил на кухне свет, вернулся в комнату, что бы надеть спортивные штаны. Потом пошел на кухню, чтоб вскипятить электрочайник, выпить кофе, покурить и подумать, с чего это у него такое ощущение, будь‑то он забыл о чем‑то важном. Пока кипятился чайник, закурил.

Воды в чайнике было немного и скоро кофе был готов.

Внешность у Лапы была вполне обыкновенная, не блистал ни ростом ни статью. Тридцать‑двадцать пять лет, таков был возраст всех обитателей Стикса, кроме свежаков, которым еще предстояло помолодеть или повзрослеть до его нормы, короткая стрижка и простое славянское лицо, делали Лапу неотличимым от большинства местных. Вот только руки слегка подвели, вернее кисти. Они были заметно больше в отношении всего остального телосложения. Такие кисти гораздо больше пригодились бы ксеру, а не знахарю. И имя свое новое он получил здесь как раз благодаря им. В стабе Лапа считался сторожилом и был единственным в нем знахарем, имел ученика. Другие знахари просто не выдерживали с ним конкуренции, а перебиватся с хлеба на воду не хотелось никому. Отменно развитый и хорошо прокаченый дар, давал Лапе большие приемущества перед другими собратьями по цеху. Клиентуры хватало. Нередко заходили рейдеры с соседних стабов, где другие знахари пасовали перед их запросами. Бывало, но очень редко, к знахарю приносили какого нибудь едва живого бедолагу и он буквально вытаскивал его с того света, ломая планы Стикса по судьбе парня. Позже сам отвозил его до больнички, если сделать это было некому. Платы за это он не брал, говоря, что когда спасеный встанет на ноги сам потом отблагодарит, по совести. Как то раз ему даже пришлось пожертвовать красной жемчужиной. Группа стронгов безцеремонно ввалилась ему в дом, громко топая и тяжело дыша. Пыльные и решительные парни притащили на носилках своего командира. Тот был обколот по самые уши спеком, весь как изломаная кукла, в кровищи и еле дышал. Почти не жилец. Лапа, в тот день, посмотрел на носилки, поднял взгляд на угрюмо молчавших парней и приказал им ложить командира на стол. Потом была длинная, трех часовая борьба. В начале второго часа знахарь почувствовал, что не успевает, мысленно представил, как костлявая протягивает свои когтистые лапы за душой парня и принял решение скормить ему красную жемчужину. Вдвоём с учеником они смогли разжать пациенту зубы и протолкнули жемчужину ему в горло. Пациент остался жить. Ученик без сил рухнул в гостевое кресло. Лапа выхлебал в один присест поллитра живчика и продолжил. В конце третьего третьего часа он закончил, едва не падая с ног от слабости и тут же словил откат. Ученик подхватил его под руки и усадил в кресло вместо себя. Как стронги забирали своего командира, Лапа помнил смутно. А, где‑то через месяц, спасеный стронг появился в его доме и сделал царский подарок. Теперь этот подарок, в небольшом холщевом мешочке на шнурке, всегда был при Лапе, висел на шее.