Рыжий клоун. Роман

– Какое чудо! – воскликнула она. – Сколько лет этому цветку?

– Вечность, – ответил Шарль, вдохнув аромат книжных страниц.

– Теперь я понимаю, что тогда, перед сном твой отец рассказывал мне сказку своей любви, – закрыв книгу, сказал Шарль. На обложке было написано «Справочник по астрономии». Симона рассмеялась.

– Да, папа любил читать сказки из словарей и научных трактатов по банковскому делу. Он хотел, чтобы его дочь была самой образованной девушкой на планете. И вот я…

Шарль обнял её и поцеловал в губы. Первый раз. Симона не ожидала. Она посмотрела на него растерянно.

– Люблю, – прошептал Шарль и чуть громче повторил, – Я люблю тебя, Симона.

Она зажмурилась, подняла голову. Шарль коснулся губами её лба, глаз, щёк, припал губами к губам, как к источнику.

Они не видели, как Шварц Штанцер тихонько вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь. Он прошёл на террасу, где поджидала его Аспазия Ля Руж. Она поднялась ему навстречу и спросила:

– Ну, как?

Вместо ответа, Шварц обнял её, принялся кружить.

– Что вы делаете? Прекратите немедленно. Я сейчас упаду. Пощадите меня, Шварц, – простонала Аспазия. – В моём возрасте нельзя делать таких резких движений.

– В вашем возрасте, дорогая, самое время делать такие движения и совершать безрассудства, – расцеловав её в обе щеки, проговорил Швар.

– Что вы себе позволяете? – воскликнула она, вырвавшись из его объятий.

– Выражаю радость, – улыбнулся он. – Вы были правы, Аспазия, Шарль любит Симону. Любит по‑настоящему. Вы победили!

– Если я – победила, значит, вы – проиграли. Неужели вас так радует проигрыш? – спросила она.

– Нет, – мотнул он головой, продолжая счастливо улыбаться. – Меня радует ваша прозорливость, ваша женская интуиция, ваша неприступность, ваша… мадам Ля Руж, позвольте вас поцеловать.

– Нет, – гордо вскинув голову, сказала она.

– Я так и знал, – вздохнул Шварц, порывисто обнял Аспазию и поцеловал в губы.

– Вы… вы… – она растерянно на него посмотрела, отвернулась.

Шварц обнял её за плечи, сказал:

– Простите. Простите, милая Аспазия. Считайте мой поступок глупым ребячеством. Отругайте меня. Только не молчите, умоляю.

Она повернулась и поцеловала его в губы. Отстранилась, покраснела, потупила взор, проговорила:

– Если бы вы знали, как давно я ждала от вас этого глупого ребячества, Шварц.

– Но, почему же вы..? – воскликнул он. Она подняла голову, посмотрела в его округлившиеся от удивления глаза, призналась:

– Я играла роль неприступной гордячки, чтобы скрыть свою беззащитность. Я ведь не умею справляться со своими чувствами. Не умею. Вот что я сейчас наделала? Что наделали мы с вами? Как мы после всего произошедшего будем смотреть друг другу в глаза?

– С любовью и нежностью, – проговорил Шварц, взяв её руки в свои.

– А как мы будем смотреть в глаза вашей жены? – спросила Аспазия, высвобождая руки.

– У меня давно нет жены, дорогая мадам Ля Руж, – улыбнулся Шварц. – Я – вдовец.

– Что вы говорите? – нахмурилась она. – Нынче утром я беседовала с мадам Штанцер в саду.

– Аспазия, – рассмеялся он. – Женщина, которую вы считаете моей женой – моя экономка. Я овдовел семь лет назад.

– Шварц… – Аспазия прижала руку к груди. – Но почему, почему вы ничего не сказали мне? Почему?

– Боялся, что вы прогоните меня, – признался он.

– Как глупо, – вздохнула она. – Почему вы решили, что я вас прогоню? Разве я могу прогнать человека, который мне дорог, которого я… – она прижала ладонь к губам, испуганно посмотрела на Шварца.

– Так, так, так, Аспазия, почему вы замолчали? – спросил Шварц, убирая руку Аспазии ото рта. – Прошу вас, договорите то, что хотели сказать.

– Которого я… люб‑лю, – прошептала она. Он крепко обнял её, прижался к пылающей щеке, сказал:

– Аспазия, вы сделали меня самым счастливым человеком на планете. Подумать только, пятнадцать лет потребовалось, чтобы услышать единственные нужные слова, в которых заключен смысл моей жизни, смысл нашей будущей жизни, Аспазия…

 

Симона и Шарль подъехали к цирку в кожаном ландо, запряженном четвёркой шоколадных лоснящихся лошадей. Матильда выронила из рук ведро с водой, замерла, наблюдая, как, одетый в светло‑золотой костюм, Шарль поддерживает под локоток девушку, одетую в чёрное платье‑капкан. Как они неспешно идут к балаганчику клоунов, как приплясывают Лелэ и Бебэ, как они хлопают по спинам лошадей, усаживаются в коляску и уезжают.

– Папа, папа, ты видел? – запоздало крикнула Матильда, со злостью отшвыривая ведро.

– Что случилось? – выбежав на её крик, спросил директор цирка. Матильда махнула рукой в сторону удаляющегося ландо и затопала ногами.

– Что всё это значит? Что за самоволие в твоем цирке? Они что, хотят сорвать представление?

– Не волнуйся, дорогая, – Рудольф Велзер попытался улыбнуться. – Они вернутся. До представления ещё четыре часа.

– Всего четыре часа! – крикнула Матильда. – Что ты будешь делать, если они не вернутся? Если они вообще не вернутся в твой цирк?

– Я что‑нибудь придумаю, – неуверенно проговорил директор, направившись к балаганчику клоунов.

Он понимал, Матильда права – случилось непоправимое: он потерял своих лучших клоунов. Он знал, что это произойдёт рано или поздно. Он был готов к этому с того самого момента, когда к нему зашёл высокий господин и оставил годовую выручку только за то, чтобы малыш Бенош не менял свой сценический псевдоним. Если бы они не сорвались с места в тот же день, то он мог бы остаться без клоунов уже пятнадцать лет назад. Немалый срок – пятнадцать лет. Где они только не побывали за это время…. Он сколотил себе приличное состояния, выдал замуж Матильду. Что ещё нужно?

Рудольф Велзер уселся перед зеркалом, нацепил на голову рыжий парик, улыбнулся:

– Мне нужен цирк, потому что он – вся моя жизнь. Без него я умру. Только здесь в цирке я чувствую себя нужным. Только здесь.

Он прикрепил себе большой красный нос, провёл белилами по лицу, подмигнул своему двойнику в зеркале?

– Проблема решена, приятель! Сегодня на арену цирка выйдет непревзойденный клоун – Руди – красный нос! Наконец‑то исполнится моя заветная мечта стать клоуном. Наконец‑то никто не посмеет осуждать меня за тот выбор, который я сделал. Все будут считать меня героем, потому что я спасаю программу.