С любовью шутить опасно

А, дурища эта, летала по своему дому, будто на крыльях. Ей хотелось обнять и небо, и землю. И, всех своих односельчан, хоть и знала она с какой целью пришли они к ней в этот необыкновенный, для неё день. Это, не дань уважения, это знак осуждения. Да, ей было едино. Пускай осуждают. Она была так счастлива, что прощала всех и вся.

 

Родила она девочку и назвала её – Элей. Так давно задумала. В одной книге, которые очень любила, прочитала она и, ей так понравилось имя главной героини. Там, Элеонора Станиславовна, а у неё, Элеонора Антоновна. Чудо, как хорошо!

 

А, вот и узнала она, что такое быть матерью. Ночные бдения, песни у колыбели. Пелёнки, распашонки, которые пахли чем – то не земным. Она задыхалась этим запахом, и все трудности отодвигались далеко. Кормила дочку грудью, с затаённой радостью наблюдая, как та цепко хватает её молочно – белую, полную грудь и, как молоко начинает прибывать и грудь тяжелеет. И, появляется приятная боль, от прибывания в протоках молока. Боль эта, сначала охватывала все грудные ткани, даже ломило ключицы. Грудь ощутимо наполнялась, тяжелела, а потом, когда дочка начинала сосать, держась крепко за молочную железу, несравнимое ни с чем больше, чувство благодати захватывало её всю. И, она просто млела от этого процесса. Она задыхалась, от переполнявшего её, чувства счастья. Любовалась малюсеньким личиком, пальчиками, кудряшками, золотисто рыжими, как у Антоши и густыми, как у неё самой. Её до слёз умилял беззубый ротик её крохи, когда она дула пузыри. А, улыбка Эли, просто приводила её в неописуемый восторг.

 

Глава 5

 

Эля для неё была теперь, всем: маманя, батя, муж, любовник. Всё. Абсолютно всё. Она стала жить, только ради неё и не иначе. Никто не смел, глянуть на Элю косо, не мог сказать грубо. Если, можно было бы, запретила ветру дуть, тучке надвинуться, дождику брызнуть, Настя на свою девочку.

 

Старшей сестре своей, жившей в Москве, писала чуть ли не каждый день, как растёт её ангелочек, её веточка, её травиночка, её огонёчек. Та, не имея своих детей, а живя не бедно, заваливала, единственную племянницу подарками, присылая их в посылках.

 

Звала Настю, как всегда к себе жить, ведь свой частный дом, пусть и на окраине Москвы. Но, Москвы же, а не какой нибудь Тмутаракани. Муж её, добрейший человек, был во всём согласен со своей женой. Но, Настя и слышать не хотела ни о чём, как и тогда, при родителях, будучи ещё девчонкой, так и теперь, живя одна с ребёнком.

 

А, теперь, так и вовсе. Чтобы моя рыбонька дышала вашим смрадом, да бензином? Да ни в жисть. Она будет наслаждаться свободой, пить чистоту полей и лугов. Будет питаться ягодами, да молоком парным, от своей бурёнки. Хлебом из русской печки, фруктами из своего сада, да овощами со своего огорода.

 

Что они понимают, эти москвичи, в своей загазованной столице? Они уже забыли, как пахнет настоящий хлеб, какой вкус у мяса и молока парного. А, лес, луг, речка. Да, они уже не помнят всех прелестей деревенской жизни. Ведь, её сестра Галина приезжала на малую родину раза три от силы, да и всего на недельку, не больше. А, на похоронах родителей пробыла всего три дня, как во сне, да и укатила в свою столицу.

 

Работала она начальником, или самим директором на фабрике, Настя толком не знала. Что, она большой начальник, это точно. Это давно известно, когда ещё живы были их родители, Настя ездила в гости с ними к сестре. И, даже была на этой самой фабрике. И воочию видела, что сестру уважают. Конечно, работала та на износ. Света белого не видела от своих планов, да их достижений. Свояк был, каким – то научным сотрудником. Тоже эксперименты, да научные открытия. Детей у них своих не было, а на отдых ни разу почти и не ездили, как люди. Лет десять последних дубасили без отпуска. Ну, что это за жизнь? А, туда же, приезжай к нам жить. Да, провались оно всё, даже, если это сама Москва. Подумаешь, невидаль какая.

 

Глава 6

 

То ли дело у нас, красота! Речка – Дон, вон, какая чистая да искристая; поля, луга, леса. Воздух, хоть на хлеб намазывай. А, свои: мясо, молоко, яички, картошка, моркошка. Разве же это ничего не значит? Есть желание, лови рыбу, собирай грибы, да ягоды. Одним словом, Центральное Черноземье. Земля, словно икра белужья. А, уж, посади, кажется дугу, так вырастет целая телега. И, что же менять этот рай, на какую – то там Москву. Нет, дураков нетути.

 

И, может поэтому, а, может ещё почему, Элечка росла, словно на дрожжах. Высокая, тоненькая, с рыжими косичками, с глазами в пол лица, чуть косящими и зелёными, словно молодая, весенняя трава. Она и в детском садике, и потом в школе всегда была лидером. Добрая, с ясным, открытым взглядом, она находилась всегда в центре внимания. Кожа, как атлас, губки, что твоя малинка – ягодка, пальчики длинные, с блестящими миндалинками ноготков. Ямочки на щёчках не сходят с личика вместе с симпатичной улыбкой.

 

А, уж смышлёная была, спасу нет. В четыре года читала газеты с мелким шрифтом, как из пулемёта. Настя, даже боялась этой, её смышлёности. Господи, сохрани, оборони от всех напастей, отроковицу Элеонору, – шептала она молитву богу, укрывая дочку на ночь, или, уже провожая её в школу.

 

Жизнь её наполнилась смыслом до самых краёв. Плескалась, даже через эти края, лилась по дороге. Эля! Элечка! Эленусечка! Девочка моя, любимая! Жизнь моя! Счастье моё! Кровиночка моя дорогая! Вот для чего мне стоило столько лет про колобродить, промотаться в жару греха, промаяться одинокой птицей. Вот оно счастье, которого она так долго ждала.