Самые обычные люди?
– Давай.
– А кто в магазин‑то?
– Ну, сёдня Петруха пойдет.
Все чего‑то скидываются. А сухой закон, водку нельзя же купить. И он уходит, приходит – десять шкаликов одеколона! То ли «Север», то ли «Мишка на севере», то ли «Тройной», но чего‑то такое. И вот эта шатия‑братия – ну а я как? Я ж с братвой – нажираемся этого одеколона в хлам! И в этой бытовке начинается месилово![1] Просто месилово! И не потому, что… Это традиция такая, как я потом понял! Потому что это повторялось каждый день! Костику выбивают зуб, подбивают глаз, потом он оказывается никаким не бригадиром… И в общем я со своей зарплатой в 60 рублей максимум, работая на этой… Ну обычная стройка, как сейчас гастеры работают зимой. Поднимаешься, ветрила, где‑нибудь на девятом этаже, никаких ограждений, ничего! Но деваться было уже некуда. Одеколона было выпито немало… В драках я не участвовал – старался разнимать. Ну представляете? В бытовке 10–12 потных, пьяных – одеколон же дурманит – дебилов, натуральных дебилов! Которые не просто бьют друг друга, а пытаются ломом проткнуть кому‑то глаз, кто‑то кому‑то руку отрубить лопатой! А действие кратковременное. Проходит минут пятнадцать, а никто… Понимаете, никто никому увечий не наносил, потому что тупо не мог попасть. Вот этот угар, он выветривался и все садились: «Фууу, хорошо сегодня».
– И долго вы там, в таких условиях, проработали? – уточнил Авдеев, что‑то записывая и рисуя какие‑то схемы.
– Почти год. А потом ушёл в армию. Проводы тоже были весёлые. Как тётка говорит, я подрался со своим, ныне покойным, двоюродным братом, хотя я этого не помню. Но у меня всю жизнь болит один зуб. Она говорит: «Он тебе его выбил». А он у меня болит, шатается – всю жизнь. Я помню, двенадцатого ноября вроде уходил. Я отогнал мотоцикл свой в гараж к товарищу. Мотоцикл вместе с гаражом благополучно исчез – на этом месте высотка сейчас у Сокола стоит.
Володя сделал паузу, немного подумал и продолжил:
– Хочу всё‑таки ещё вернуться к допризывному периоду, когда в этой коммунальной квартире, где жил Вадик Озанянц… Почему я хотел бы вернуться? Потому что это некая ситуация, которая в моей жизни сыграла в дальнейшем роль. То есть в этой коммунальной квартире, в одной комнате у Санька мы пьянствовали и веселились, потому что… Ну… других развлечений мы не знали. То есть у нас это было дополнительным развлечением… Мы могли кататься на мотоциклах, если это был период мотоциклетный. Правда, мотоциклы у нас появились совсем поздно. А так у нас были мотороллеры. С этим, кстати, тоже очень смешной случай связан. Все себе купили по мотороллеру Вятка «Электрон» – Риф, Дима, а я опять решил выпендриться и купил мотороллер «Чезет». Отличительной его особенностью было то, что, во‑первых, к нему не было никаких запчастей – и в принципе быть не могло, а во‑вторых, у него бак находился в переднем крыле. То есть это такая штука с системой самоподрыва, если что. Ну и мой «Чезет» с горем пополам ездил. А мы стали ездить в походы на мотороллерах в шестнадцать лет, не имея прав, конечно же. А сначала были байдарки. Про первый опыт с байдарками я рассказывал, потом был более приличный. Вдвоём с другим парнем мы поехали по тому же маршруту, но взяли с собой просто тридцать литров пива и никакой водки. Нам удалось спустить байдарку на воду и было очень интересно. Потому что по реке Дубне, которая начинается у станции Вербилки, мы дошли до Большой Дубны, то есть до слияния Дубны и Волги. Дошли за три дня или за четыре. Причём, когда мы выхлебали половину пива, оно прокисло. Мы прокисшее пиво поменяли каким‑то пионервожатым на кастрюлю гречки с тушёнкой. И они были очень рады прокисшему пиву, и нам жрать хотелось. Ну, в общем, это было приключение со знаком плюс. Потому что уже на тот момент у меня в характере… Я ещё не очень отдавал себе отчёт, но у меня вырабатывались такие вещи, как… Вот некая ситуация – она со знаком плюс. То есть она приносит радость, не вызывает во мне негативных эмоций. Это как поливать грибочек. А есть ситуации, которые, блин, со знаком минус. Это всё, что касается любого насилия, какого‑то воровства, плохих поступков… ну не знаю. Я не понимал – просто в душе это откладывалось. Как две чаши весов – сюда плюсики, сюда минус. И никогда не было перевеса никакого, ни в какую сторону. То есть всегда я как‑то метался между плюсом и минусом. Либо стать совсем положительным героем – но я не знал, как. Стать отъявленным негодяем? Я не знал, как.
– И вы реально об этом задумывались тогда? – поинтересовался Авдеев.
– Тогда? Тогда – нет… Если бы задумывался, может, было бы по‑другому. Тогда в этой квартире, где мы у Санька бухали и пьяные плясали… Этот Вадик Озанянц – это такая отдельная история, и действительно, тогда надо было бы подумать. Он долго‑долго присматривался ко мне, а потом мы как‑то на кухне с ним оказались вдвоём. То ли курили, то ли ещё что‑то. Ну и он начал постепенно – чего, как? В общем, смысл в том, что он мне предложил подрабатывать. Подработка, для начала, заключалась в том, что, по его словам, его хорошие друзья шили очень хорошую обувь в Армении и он мог бы её привозить, а моё дело – её продавать. Оказалось, что это женские туфли, но сделанные из полиуретана целиком и полностью – отлитые. Они были с открытым носом в виде сандалий. Он мне их отдавал по шесть рублей, а я продавал по восемь – и они разлетались как горячие пирожки. Потом пошла какая‑то кожаная обувь. Потом он стал мне говорить: «Слушай, а вот ты работаешь, может, с кем‑то общаешься, может, кто‑то продаёт иконы или какую‑то церковную утварь?» – И он мне всё время намекал на то, что он не очень простой человек, что у него большие связи – ну, как многие армяне любят делать. Действительно, я был в гостях вместе с ним в таких квартирах, которые я до тех пор не видел. Огромные квартиры в сталинских домах, в хрустале и в мебели, и к нему там всегда очень уважительно относились. Я не видел на нём ни одной татуировки, кроме двух звёзд на плечах. Я не понимал, что это такое. Потом мне кто‑то шепнул, что это «вор в законе» Вадик «Бакинский». Хотя я уже гораздо позже перерыл весь интернет – такого вора не нашёл. А потом я совершил грех, то есть поступок со знаком минус. Мне совершенно случайно попались иконы, причём иконы, видимо, очень ценные, потому что они были в серебряных окладах. И Вадик, как только их увидел – у него глаза загорелись, и он мне выдал мою долю за эти две небольшие иконы – сто пятьдесят рублей. То есть это месячная зарплата инженера советского. Видимо, он их продал гораздо дороже. Ну и в конце концов Вадик… Я узнал, что он наркоман, и мне как‑то даже удалось по его просьбе достать ему ампулы с морфином – три ампулы я ему притащил. И он был безумно рад. После этого я его неделю не видел. Но он внёс в мою жизнь ещё некоторое направление. Мы очень много разговаривали о жизни, о правилах. Но я так сейчас понимаю, что он меня пытался подтолкнуть в блатной мир. И как люди живут по понятиям[2], и почему это – правильно, а это – неправильно… И в мою детскую голову, которой и восемнадцати лет не было, очень засела эта тема, которая потом получила продолжение в девяностые. То есть мой характер складывался из таких составляющих… Приличная семья, приличный мальчик с неглупой головой, но с повадками павиана и хулигана. Который со второго класса живёт… Вроде он хочет поливать белый грибочек, а вырастает поганка. Но нужно же всем доказать, что это белый гриб‑то, понимаете?! Наверное, это характер и закалило, да! Впоследствии было ещё хуже, ещё веселее и так далее… Вот как‑то так – неспокойно, несвободно. Не ходил просто в музыкальную школу, а, блин, ходил на бокс и в музыкальную школу. Почему‑то это так происходило. Но это всё были шуточки и прибауточки, всякое это пьянство…
[1] Месилово – групповая драка (сленг).
[2] Понятия – неписаные правила и нормы поведения.
