Самые обычные люди?
Его дребезжащий голос вывел Володю из состояния полусна. Пришлось прикрыть ладонью глаза, привыкая к яркому закатному солнцу. Свежий ветер наполнял лёгкие, облегчая дыхание.
– Располагайся у меня, отдохнёшь немного. Обиталище‑то твоё совсем унылым стало.
Аромат сена, в котором опять оказался Довганик, действительно оживлял. Бескрайность окружающих полей давала отдых глазам, привыкшим к полумраку и давлению стен его палаты‑камеры.
– Хорошо здесь…
– Так ты заходи, если что, – рассмеялся Звонарь, пародируя известного мультипликационного волка, – границы твоей реальности у тебя в голове.
– Пожалуй, да, я бы здесь запарковался.
– Есть идеи, зачем и почему тебя упекли?
– Вообще ноль. Я ни во что уже давно не лезу такое, чтобы так накрыло.
– Зато, подозреваю, в прошлом у тебя такого было хоть отбавляй. А подобные приветы могут прилетать хоть спустя десятилетия.
– С этим не поспоришь, – взгляд Владимира растворился где‑то внутри себя.
– Ты вслух давай, вслух. Может, вдвоём разберёмся в твоих проблемах. По порядку, спокойно. Двигайся. Из той точки, где ты сейчас, выхода нет. Пойдём к следующей. Помню, стал ты военнослужащим Советской армии с деревянным автоматом.
– Да… Советской армии… Ну и понеслись солдатские будни. Наша вновь сформированная рота, соответственно, получила новое командование. Командир роты – капитан Бокалов. Заместитель по производству – есть такая должность в строительных войсках – капитан Тимощук. Внимания стоит только Бокалов. Потому что он был алкоголик, но при этом – боксёр. И вот мы в расположении[1], как раз это первая ночь или, может, вторая. Я не спал. А почему не спал? Потому что первые несколько месяцев моя кровать стояла рядом с чуваком, который снимался в фильме «Гостья из будущего».
– Это который…
– Ага, тот самый.
– А ты, я смотрю, прочно на эти рельсы встал, – Звонарь широко улыбнулся, – и мне будешь по тем же правилам всё про всех менять?
– Ну да, а теперь‑то и подавно.
– Ну и правильно. Ну ладно, а почему он был в стройбате?
– Я понятия не имею, почему он был в стройбате, почему он не попал в какие‑то другие войска. Может, просто по физической форме не подошёл. Он какой в фильме, такой же и в жизни был. Он погиб после армии – сгорел в доме… У меня кровать рядом с ним оказалась. Он, конечно, сначала был достопримечательностью, но в силу того, что он очень сильно храпел… Очень сильно храпел! Днём все его спрашивают, расскажи, как фильм, Алиса, какая, туда‑сюда. Ну он чего‑то рассказывал. Он по жизни такой тихий, достаточно забитый был… В общем, его в конце концов сгубил храп. Потому что чего с ним только не делали. И портянки ему на нос клали, и сапогами в него швыряли, и ноги ему поджигали, и, в общем… Всё было бесполезно. И как только он принимал горизонтальное положение – он храпел. Я не спал, во‑первых, поэтому, а во‑вторых, у меня дико болел зуб. Я в армию ушёл с фактически разрушенным зубом, с оголёнными корнями. У меня была с собой пачка анальгина – наверное, блистеров двадцать – и я всё время этот анальгин клал на зуб, но боль не проходила. Потом, ко всему прочему, я приболел. Я кашлял, этот храпел, у меня болел зуб… И тут заявляются Бокалов с Тимощуком – часа в два ночи, в жопу пьяные. А в кубрике, слева от меня, стояло две кровати. Там спал Женька Романцев и Толя Сугробов – оба интересные товарищи. Сугробов – такой был крупный мужик. Он впоследствии, после армии открыл свою школу и преподавал каратэ или ещё что‑то. А Романец – Женька Романцев, он отсидел четыре года за кражу, был таким чуваком из блатного мира – то есть весь синий, в татуировках. А наш кубрик – первый от лестницы. И оттуда доносятся вот эти звуки – кто‑то кашляет, кто‑то храпит. И Бокалов заходит: «Кто тут не спит?» – И не повезло же этим двум дуракам проснуться, повернуться и встретиться глазами с Бокаловым. И он, не обращая внимания, что храпели и кашляли не они, он их поднимает двоих: «За мной!» – И я слышу там «Бум, бум, бум». Оба приходят с такими рожами восьмиугольными. То есть начался процесс воспитания. Бокалов таким образом показывал, что не нажалуется в штаб, не напишет никакой рапорт – он будет бить. А когда он пьяный, он бил всех, без разбору. Он коренастый был такой, невысокого роста. Я один раз под его руку попал, но он был настолько пьян, что для меня это без последствий прошло. Ну и, в общем, обычные будни солдатские, такие вот жестокие, с этой сечкой, с комбижиром, с небритой козлятиной, и тут…
Довганик на несколько минут замолчал, заворожённо глядя на заходящее за горизонт солнце. Звонарь молча любовался закатом вместе с ним.
– Красиво… – наконец продолжил Володя, когда ярко‑красный круг полностью скрылся. – Ну и… История разделяется на службу в самом полку и работу в городе. Потому что мы, как стройбат, работали. У нас роту разделили на тех, кто работал в городе на разных объектах и ещё на шестнадцать человек, которые попали на эту Промплощадку. А мы же зарплату получали, как солдаты. У нас при выполнении нормы зарплата была примерно три рубля семьдесят копеек в месяц. А у них зарплата каждый день закрывалась по одиннадцать рублей. По одиннадцать! У солдат! Они не говорили, что делали: давали подписку о неразглашении. Да и форма, в которой они ходили на производство, им заменялась каждые два месяца, потому что «фонить»[2] начинала. Они рассказывали страшные истории всякие, как кто‑то упал в чан с какой‑то водой и тут же поседел, тут же умер – ну, рассказки. Но, тем не менее, у них была такая зарплата и меняли форму. А я, мало того, что выезжал на производство, ещё узнали, что я трубач, и принудительно пригласили в оркестр.
– Пинками и добрым словом? – улыбнулся Звонарь.
– Вроде того… Он был не штатный – типа самодеятельности. Но какой полк без оркестра? В этом оркестре были одни дембеля[3], которым через полгода на гражданку. И они мне сказали: «Парень, ты можешь что угодно тут рассказывать – но ты должен, во‑первых, играть с нами, а во‑вторых – готовить смену. Потому что тут так – пока смены нет, домой не отпускают. А мы все хотим домой». А дембеля были матёрые – краснодарские парни и старшина из Красноярска – огромный качок, который ударом кулака лошадь точно мог убить. Прям как Шварценеггер. Они довольно‑таки неплохо играли, но для меня это была ерунда. И они говорят: «Смотри, какие привилегии. Ты, во‑первых, будешь командиром оркестра – это сержантская должность» – кстати, звание, которое я так и не получил, опять‑таки, за свое поведение в армии. «У тебя будет в подчинении десять человек. У вас будет отдельная кандейка».
– А что это?
[1] Расположение – место, здание, помещение, в котором размещена войсковая единица (рота, полк и т. д.)
[2] Фонит – сленговое выражение, возникшее от понятия «радиационный фон».
[3] Дембель – в данном случае, солдат‑срочник, которому осталось служить недолго.
