Симметрия пятого порядка
Правда, один раз, когда они сидели на скамейке в парке, Руслан увидел слабую тень интереса в глазах Леона.
Был жаркий летний день, от газонов вкусно пахло теплой сырой землей, водяная взвесь от автополивалок выгнулась полупрозрачной радугой над кустами ржевницы. В листьях кустарника копошились, иногда вспархивая, маленькие полосатые бабочки. Лева их боялся и старался держаться ближе к Руслану. На длинную скамейку напротив них села молодая женщина с коляской. В коляске лежала годовалая девочка в голубом платьице и белой панамке. Женщина наклонилась над своим ребенком, улыбнулась и ласково заворковала. Лева уставился на коляску на магнитной подушке, встал и пошел к ней. Его неподвижное лицо, расфокусированный взгляд и шаркающая косолапая походка напугали женщину. Она схватила девочку на руки, прижала к себе, глаза ее заметались от Леона к Руслану. Лева остановился у коляски и стал ее качать, глядя в сторону. Коляска издала мурлыкающий звук. Когда‑то в такой же коляске Регина качала Леву, но он был слишком мал тогда, чтобы запомнить это.
Руслан в два шага подошел к сыну, мягко взял его за локоть. Разжав пальцы Леона, вцепившиеся в ручку коляски, Руслан извинился и пошел прочь из парка, таща сына за собой.
У годовалой девочки взгляд тоже был бессмысленный, но – пока бессмысленный. Пока.
В тот вечер Руслан напился в одиночку.
Ему казалось, что давно пора было привыкнуть к тому, что так теперь будет всегда, но привыкнуть он никак не мог. Умом все понимал, сердцем – никак. Он прекрасно держался, как говорили многие. И эти же многие искренне недоумевали: почему Руслан не отдаст сына в соцприют? Там будет прекрасный уход, режим, своевременная медицинская и прочая помощь, там даже есть занятия для таких детей, и вообще. Ты похерил свою карьеру, говорили они ему, это твой выбор. Но ты же еще молодой, у тебя должна быть нормальная семья, нормальные дети. Ты не виноват в том, что так получилось. Зачем же ты…
Руслан быстро и твердо пресекал эти разговоры, и люди даже не догадывались – каких сил ему стоило сдержаться и не настучать им по головам, не послать матом советчиков и вопрошателей. Он где‑то в глубине души продолжал надеяться. Возможно, скоро медицина найдет способ справится с их несчастьем. Мы же космос осваиваем, искинов выучили. Много чего уже можем, ну должны же и с человеческим мозгом разобраться, в конце‑то концов, должны ведь…
В каком таком гипофизе‑мозжечке или коре‑подкорке сидят память и эмоции, без которых невозможно нормальное развитие человека? Какие такие натриево‑калиевые каналы не работают у Леона или работают, но не так? Почему? Как это можно исправить? Пусть не сегодня, пусть через год или десять лет. Ну можно же?..
Один умный человек сказал, что нет на свете ничего хуже надежды, ибо она продлевает мучения. Лева просто существовал, как существует жизнь вообще. Мучился Руслан.
Постоянно сидеть дома было тяжко, и он таскал сына по тематическим паркам: Дикий Запад, Империя Тамерлана, Великий Инка, Арабская сказка и все такое. Исторических парков на Ундине было немного, по второму разу ездить было уже не интересно, и Руслан стал ездить на экскурсии куда попало: то на ярмарку, стилизованную под средневековье, с балаганами и ряжеными цыганами, то в метрополитен а‑ля двадцать пятый век, то в крытый Лунный парк, изображающий первый форт на Луне. В движении, в толпе, он слегка отмякал, отпускала его внутренняя судорога души, хотя раньше толпу он не любил. Несколько раз он брал с собой сына в однодневные турпоходы и старался объяснить ему кое‑какие правила поведения в дикой природе, но очень скоро понял, что все, что он пытается вложить в голову Левы, уходит втуне, как вода в сухой песок, и Руслан завязал с туризмом.