Синдром самозванца

– Я просил бортпроводницу в нашем салоне еще до того, как начало шатать, она мне пообещала, но ушла в хвост и уселась в свое кресло. А парню давит ремень. Он просто отстегнется, и все, понимаете? Я ему обещал. Этих детей нельзя обманывать.

Стюардесса улыбнулась не служебной улыбкой, а самой настоящей, человеческой. Леша сразу ей поверил. На ее бейджике было написано «Винера».

– Вы просили вон ту бортпроводницу? – спросила Винера и кивком указала в хвост самолета, где сидела та самая стюардесса и осматривала салон взглядом коршуна.

– Да, ее.

– О, ее нельзя просто так уговорить что‑то сделать. Она делает только то, что считает нужным. И если она решила, что ваш парень будет страдать, значит, он будет страдать.

В этот момент самолет хорошенько тряхнуло, у Леши подкосились ноги, он чуть не упал. Винера придержала его.

– Пожалуйста, вернитесь в свое кресло. Я вас поняла и все сейчас сделаю.

Леша послушался. У него заложило уши, стала подкатывать дурнота. Он вернулся на свое место, пристегнул ремень.

Винера действительно почти сразу появилась с дополнительной секцией для ремня, пристегнула Вадика и удалилась в бизнес‑класс.

Капитан погасил табло «Пристегните ремни» только через час.

Леша пошел проверять своих подопечных. Помимо троицы с Вадиком во главе у него было еще двадцать ребят, раскиданных по всему салону. Из кухни снова запахло едой, ребята оживились. Леша дежурно попросил детей есть аккуратнее, чтобы не получилось как в прошлый раз, когда горячая рыба из касалеток оказалась у них на коленях.

В первом ряду, сразу за бизнес‑классом, сидела Дашуля и плакала. Оба места рядом с ней пустовали.

– А где пацаны? – спросил Леша.

Даша быстро вытерла слезы и ответила сиплым голосом:

– В туалет ушли.

Леша и сам это знал – видел их в хвосте самолета в очереди в уборную, но все равно спросил, потому что ему нужно было заговорить с девочкой.

– Мне кажется или ты плачешь? Парни тебя обидели?

Даша отрицательно помотала головой, но слезы все же предательски выступили.

– Эй‑эй, ты же знаешь, что в самолете сухой воздух и начинается обезвоживание. А ты еще и специально теряешь влагу. Расскажи мне: что случилось?

Рядом появилась бортпроводница Винера.

– Я чем‑то могу вам помочь? – спросила Винера у Даши и посмотрела на Лешу.

Тот пожал плечами.

Винера села в свободное кресло, взяла девочку за руку.

– Тебе страшно летать? Ты боишься? Или тебя кто‑то обидел?

Даша отрицательно помотала головой, а потом заплакала, спрятав лицо в ладонях. Винера гладила девочку по плечу и что‑то ласково ей шептала, и в конце концов та повернулась к Леше, подняла рукав футболки и показала предплечье.

– Видите?

Леша видел. Это был синяк. И если для любого другого ребенка синяк – это просто синяк, то для Даши он может быть очень опасным симптомом.

– Что там? Синяк? Тебе больно? – спросила Винера.

– В том‑то и дело, что мне не больно, – ответила Даша, – и это не просто синяк. Это рак. Он вернулся.

Винера легонько коснулась пальцем синяка.

– Глупышка, это не синяк при лейкозе, это синяк от того, что тебя кто‑то ущипнул. Видишь, как будто два отпечатка пальцев? Он еще красный, это сделали недавно. Видимо, ты уснула, а парни тебя ущипнули. Сейчас они придут, и мы их спросим. Уверена, так все и было.

– Никто меня не щипал, – ответила Даша. – Никто.

– А есть на теле еще синяки?

– Не знаю.

– Давай сходим и посмотрим.

– Прямо сейчас? – спросила девочка.

– Прямо сейчас, – ответила Винера, встала и протянула руку.

Девочка посмотрела на Лешу, тот кивнул. Девушки удалились за шторку бизнес‑класса, и как раз в это время подоспели два брата‑акробата.

– Ну, признавайтесь, кто ущипнул Дашу? – спросил Леша.

Парни тут же сознались.

– Ну вы даете. Как дети, ей‑богу. Даша сильно расстроилась.

Из‑за шторки показались Винера с Дашей. Девочка выглядела лучше. Видимо, синяков больше никаких они не нашли, хотя Леше было тревожно, от этого сильно разболелась голова и стало подташнивать.

– Дашуля, прости, что ущипнул тебя, – сказал один из парней. – Ты храпела.

Девочка закатила глаза и села на свое место, заметно повеселевшая. Кажется, она успокоилась.

– Ну что, пацаны, придется вам отдать свои десерты Дашуле, – сказал Леша, – в качестве компенсации морального вреда. Приду – проверю.

Парни погрустнели, а Леша повернулся к Винере и сказал:

– Спасибо, что помогли ее успокоить.

– Я рада, что это просто синяк.

Леше показалось, что в глазах у нее слезы.

– У моей дочери тоже был лейкоз, – тихо сказала Винера, – и я знаю, как выглядят те синяки, я вдоль и поперек все изучила. Это не оно – видно, что от травмы, а не кровоподтек. И других синяков нет, на ощупь температура нормальная, слабости нет. За что детям такое? Всю жизнь будет переживать и бояться. А с вами‑то все хорошо? Вы бледный.

Леше действительно заплохело. К тошноте и головной боли присоединилось головокружение. А еще будто бы сковало плечи и давило на грудь, хотелось глубоко вдохнуть.

– Да, чего‑то развезло.

– Вы пили что‑то? Алкоголь? Кофе?

– Нет, только воду. Ел курицу с рисом, овощи.

– Живот не болит?

– Нет. Но тошнит.

– Вы очень бледный. Пойдемте в уборную, вам нужно умыться. Может быть, станет легче. Я пока придумаю, чем вам помочь.

Она проводила его, Леша побрызгал прохладной водой на лицо. Не помогло. Он вышел, пошатываясь, и двинулся в сторону салона экономкласса. Винера поймала его и сказала мягким голосом: