Синий мёд
Городская жизнь не могла не оказаться для нее тяжелым испытанием.
Да, вне сомнения, Даша без особых потерь училась в институте, после – появлялась в столице. Но только потому ей было так легко дружиться с товарками по дортуару и исполнять обязанности хозяйки в отцовском городском доме, что она уверенно знала: леса ждут ее обратно. Обещание природы было надежным щитом, приглушавшим шум столичного многолюдья. Она чувствовала, что в городе находится в гостях, а на природе дома. Замужество переменило главное. Столице теперь суждено было сделаться ее домом. С лесами ей надлежало покончить. Редкие поездки на Каму, какие могли ей выпасть, мало что обещали изменить.
Об этом я думала, поднимаясь в тот день на собственную «половину» Августейшей фамилии в Кремле. После отъезда Леры в Америку я теперь бывала там нечасто. Хотя, с появлением в жизни Ника Даши, палаты, несколько лет грустившие, оживились, обретя новую хозяйку.
Когда обо мне доложили, Даша находилась в Красном кабинете, который на самом деле вишневый. Две юных девушки с шифрами, разбиравшие вместе с ней бумаги на отделанном черепахой столике работы Буля, были мне незнакомы ни в лицо, ни по именам, не то, что в прежние времена. Бумаги, как я сразу заметила, непосредственно и относились к делу, явившемуся поводом той встречи.
Ученицы нескольких московских гимназий выступали через несколько дней в ежегодный скаутский поход по древним городам. На сей раз путь лежал в Великий Новгород. Мне предстояло, ввиду этого, как литератору, рассказать детям о мальчике Онфиме, а Даше долженствовало выступить перед участницами похода с надлежащей речью. Не скажу, чтобы и я очень любила участвовать в таких действах, но без обязанностей жизнь уж слишком хороша.
Не побывавши в разведчиках, я так и не постигла наиважнейшего нюанса: каких девочек надлежит называть «скаутами», как мальчиков, а каких «гайдами». Путаница в любую сторону, между тем, подобна преступлению. Поэтому я попросту выясняла заранее и запоминала. В тот раз речь шла о «скаутах».
«У меня забавная мысль, Ваше Величество, – заговорила, наконец, я, опустившись в полукресло. – Что, если поучить девочек правильно снимать бересту? Мы ведь с вами это умеем. Не так, думаю, как мой отец, который уж вовсе виртуоз – он на бересте даже печатает поздравительные письма, что, конечно, высший шик. Но чтобы они сами ощутили, какой это милый материал – береста наших давних предков. После торжественной части, конечно».
Одна из фрейлин, темная шатенка, даже подпрыгнула на стуле. Но Даша, для развлечения которой я, собственно, всё это и примыслила, осталась до странности равнодушна.
«Да… Думаю, это будет хорошо», – без выражения произнесла она.
Только теперь я заметила, что Даша как‑то уж слишком бледна. Глаза ее словно ввалились, обрамленные синими тенями, будто она наложила грима, как актриса перед выходом на сцену. Губы и ногти тоже отливали синевой, а лицевые мышцы еле заметно подергивались.
Нервное ее истощение, это было очевидным, достигло опасного предела.
Что же делать? Фрейлины, моложе ее самое, очевидно вчерашние институтки, сообразят послать за врачом только если сделается уже совсем худо. Намекнуть потоньше, придумать повод? Но нужен ли врач? Она ведь здорова. А все эти психоаналитики, модные в артистической среде, Даше не нужны, как не нужны лекарства. То есть лекарства могут помочь на время, но от этого сделается лишь хуже. Нельзя успокоительным либо тонизирующим снадобьем мирить себя с тем, что причиняет психологические страдания. Но еще немного – и без врачей не обойтись. Что же делать? Что?
«Ваше Величество, я уповаю, что вы великодушно извините мне нарушение этикета. Но могу ли я попросить вас… о разговоре наедине? Мне необходимо обсудить с вами один секрет».
Согласится ли она? Ей ведь не до чужих секретов, я попросту не успела придумать предлога умнее.
«Да… Разумеется». – Она подала знак девушкам. Безо всякого удивления, а это я сочла плохим признаком.
«Даша, вам нехорошо?»
«Не очень хорошо, да. – Она бледно улыбнулась. – Не тревожьтесь, Елена. Я как‑нибудь справлюсь. Дети – это еще ничего. Но все эти директрисы, попечители, скаут‑мастеры… А хуже всего – фотографы, журналисты… Толпа… Опять эта толпа…»
Ее била мелкая дрожь. Нельзя допустить, чтобы она опять «справлялась» в таком виде. Необходимо… что необходимо? Как же ей помочь?
«Дайте‑ка мне руки, Ваше Величество. Обе. Я знаю очень хороший китайский массаж. Вам нужно снять напряжение. Сейчас будет лучше… Потерпите немного…»
Я, в отличие от Наташи, в жизни своей никогда не интересовалась никакими массажами, а уж китайскими в особенности. Взяв Дашины ладони в руки, я попросту принялась их тереть и щипать, притом стараясь щипаться побольнее. Отвлечь, хоть чем‑то отвлечь… Выгадать время, покуда я соображу… что же на самом деле может ей помочь? Правильно помочь, не так, как пилюли и тинктуры…
Я негромко произносила какие‑то успокаивающие слова, а мысли мои скакали, как заячья стайка.
Нужная мысль ударила неожиданно. Ну конечно же! Затея мне самой показалась полубезумной, но я ухватилась за нее, как задыхающийся пловец с тонущего корабля за наконец‑то достигнутый береговой буй. Главное – не раздумывать, а то испугаюсь. Иной‑то мысли у меня всё одно нет. Ну, Господи помоги!
…Еще несколько минут понадобилось мне на то, чтобы, относясь к несомненному одобрению Ника (в чем, сказать по правде, сомнения‑то были) уговорить Дашу съездить со мною в некое очень хорошее место, вдобавок – на моем автомобиле.
Справиться с дежурными девушками оказалось проще, чем с ее апатией.
Но только миновав Поварскую, я сочла возможным сказать, куда мы едем.
«Я не возьму в толк, к чему это нужно? – Даша еще звенела всеми нервами, как натянутая тетива. – Манежной езды я не люблю, это скучно и как‑то… не по‑настоящему. У меня дома… то есть у papa… стоит для меня хорошая монгольская лошадка, Агава. Я на ней могу столько вёрст за день проехать лесом… У меня свои тропы, свои вехи. Вот это в самом деле в радость. Здесь, в городе, даже если выехать из манежа в парк, всё одно совсем не то. Люди, люди, всюду люди, под копыта бросаются то дети, то собаки… И навыков моих мне довольно для моей езды, улучшать нечего. У меня с детства всё было хорошо с вольтижировкой».
«А разве я хоть словом упомянула вольтижировку? – Я улыбнулась с тщательно, как доза лекарства, отмеренным весельем. – Или прогулки по парку среди детей и собак? Вы еще забыли о сердитых старушках с их кружевными зонтиками. Но я ничего подобного близко не подразумевала».
«Но… Это ведь конюшня…»
Мы уже в самом деле подходили пешком к Главному ипподрому. Пешком всегда приходится пройти немало, теснота старого города, не так просто найти местечко, чтоб приткнуть автомобиль.
