Слеза Василиска

– Кто‑кто, а мусорный бомж мне точно не соперник! – сквозь зубы процедил я.

Он ударил меня в ответ, да так, что я кубарем скатился с высокого крыльца. Я выругался матом, поднялся на ноги, сплюнул кровь и пошел к машине. По пути домой я с Жанной не говорил. Очень‑то мне нужно выспрашивать про ее бывшего! Но, когда мы, расплатившись с водителем, вышли из душной газели и пошли по скрипящему под ногами снегу к ее дому, она сказала, что этот мужчина со свалки изменил всю ее жизнь, поэтому он ей очень дорог, и она часто навещает его.

– Ты ведь не ревнуешь? – ласково спросила она.

– Нет, нисколько, – ответил я.

Я соврал. Ревность всю дорогу жгла мои внутренности, она разлилась во мне, словно кислота. Ужасное, отвратительное чувство, от которого, увы, нет спасения.

***

Мы встречались с Жанной уже больше месяца. Переезд я все еще оттягивал, но больше времени проводил у неё, а не у себя. Новый год мы планировали отмечать вместе.

Я все сильнее влюблялся в неё, все острее ощущал свою зависимость от этой маленькой, хрупкой на вид девушки в ярких, подчас откровенно пошлых нарядах. Любовь с первого взгляда не идёт ни в какое сравнение с чувством, рождающимся в душе от маленького зерна сомнений и растущего постепенно, с каждой новой встречей,с каждой новой улыбкой, с каждым поцелуем. Я полюбил Жанну, полюбил по‑настоящему: крепко и надолго.

Наша страсть росла и кипела. Мы занимались любовью дома, в машине, в туалете замызганной кафешки, в подъезде и даже на улице, под покровом ночи. Моя страсть становилась все сильнее. Едва я видел Жанну, я хотел обладать ею здесь и сейчас. Когда я был на работе, я названивал ей каждую свободную минуту. Контакт “Жанна Дракон” вскоре был переименован в “любимая”.

Она словно околдовала меня. Моё чувство выросло словно цветок и распустило свой прекрасный, благоухающий бутон. И вот, когда все вокруг Жанна заполнила собой, когда я стал засыпать с её именем на губах, а мысли о ней были первыми, посещающими мою голову по утрам, когда я начал чувствовать приятное напряжение в теле от одного звука её голоса, и главное, – когда я начал отчетливо видеть наше с ней совместное будущее, тогда она вдруг исчезла.

Жанна исчезла. Пропала. Как будто растворилась в воздухе.

Её не было около недели. До этого мы с ней слегка повздорили из‑за какой‑то ерунды. Обычное дело! Сначала я решил, что она обижается. Я целые сутки ей не звонил, ожидая, что обида рассосется сама собой. Но она все не звонила, и я не выдержал, решил все выяснить, поговорить. Она не отвечала на звонки, не отпирала мне входную дверь и вообще, судя по всему, не появлялась в своей квартире. Её не видели ни соседи, ни даже две вездесущие бабки, вечно снующие туда‑сюда по подъезду. Она словно испарилась! Я обрывал телефон, не мог ни есть, ни спать, строил тысячи предположений о том, что могло случиться с Жанной и где мне теперь ее искать.

А потом она появилась. Это случилось в канун нового года, я в тот день был на смене. Так вышло, что оба мои сменщика слегли больные, и мне теперь предстояло “жить” на работе в прямом смысле слова. Я сидел на диване в ординаторской, ел орехи и смотрел телевизор, когда Гришка, санитар труповозки, заглянул в дверь и прокричал зычным басом:

– Антоха, братан! Ты вроде говорил мне когда‑то, что скучно живешь в своем морге? Принимай для нескучной жизни неопознанную бабенку! Нашли на улице, лежала на снегу в одном платье.

 

Глава 2

 

Обычно, я никому не рассказывал о своей работе, особенно новоиспеченным подружкам. Какая девушка захочет идти на свидание с санитаром морга? Это даже звучит как‑то нелепо. С приятелями тоже особо не делился. Да у меня и не было приятелей. Просто в любой компании от работников морга вечно ждут жутких баек о том, как покойники в морге встают и ходят, точно живые. Люди любят острые ощущения (только если они не касаются их самих). Рассказчик из меня, надо заметить, никудышный. В компании я всегда больше слушаю, чем говорю. Поэтому травить байки про покойников – нет, это не по моей части. Я не клоун и работу свою люблю и уважаю.

В морге спокойно и тихо, мертвые – не живые, они не капризны, не вредны, не приставучи, как некоторые живые. Они просто лежат и ждут, готовятся к своей последней дороге. Дороге на кладбище. Морг – это такой перевалочный пункт между домом и могилой. И нет, никаких призраков здесь нет и быть не может. Поверьте мне на слово, иногда я неделями не выхожу отсюда, у меня весьма ненадежные сменщики. Так что, если бы и был здесь хоть один призрак, я бы точно увидел его.

И вообще, мне кажется, если призраки и существуют, то они нарочно избегают морги. Появляются где угодно, но только не здесь. Кому понравится смотреть на себя голого, синего (или даже, чёрного), иногда гнилого, иногда в совершенно неподобающем виде: с переломанными костями, головой, больше похожей на раздавленную лепешку, без рук или без ног. Кому понравится наблюдать за тем, как при вскрытии из твоего тела врач безжалостно вынимает все внутренние органы и небрежно (как покажется любому) кладет их на поддон?

После тщательного осмотра, кстати, все вынутые органы хаотично сбрасываются обратно в брюшную полость, включая порезанный на куски, головной мозг. Кому захочется знать, что теперь его пустая голова набита ветошью, а сердце лежит где‑то в районе почек? Нет, если какой‑то призрак такое увидит, то он просто сойдет с ума. А я вот вижу это почти каждое дежурство, и к смерти отношусь спокойно, как к своей давней знакомой. Вот уже десять лет мы с ней идем рука об руку. Ничего сверхъестественного в ней нет.

Санитаром я начал работать в большом, городском морге. Удивительно, но городская суета просачивается даже в мир мёртвых. Трупов в большом городе много, работы тоже много, ну и сотрудников здесь, соответственно, хоть отбавляй. Попробуй, сработайся со всеми. Я человек спокойный, но не слишком общительный, предпочитаю тишину и одиночество, а там у нас музыка гремела на все помещение, иногда даже в зале прощаний было слышно. Вот такие весельчаки работают с трупами. Был там у нас один санитар, Саша. Так вот, он все шутил:

– Ну они‑то померли, лежат. Все равно ничего не слышат. А мы что? Мы‑то живые, и мы на работе. А какая работа без музычки?

И выворачивал на полную громкость приемник. Другие санитары его поддерживали, пританцовывали в такт, а меня музыка раздражала. Вот тогда я научился работать с телом очень быстро: вскрывать, зашивать после осмотра патологоанатома, мыть, одевать и гримировать.

Когда мне предложили занять место главного санитара морга в маленьком, спокойном северном городке, я не раздумывая согласился. Вот где я обрел работу мечты и долгожданный покой. Меня ничуть не смущало, что помещение морга, где мне предстояло работать, пребывало в плачевном состоянии – с потолков во время дождей капала вода, со стен сыпалась штукатурка, в коридоре было темно и холодно, как в склепе. Ах да, еще крысы. У нас с ними шла целая война.

К тому же, у меня было всего два напарника‑сменщика, не отличающихся особой ответственностью, и единственный врач‑патологоанатом Петрович – седой старик с красным, опухшим от водки лицом, стабильно раз в две недели уходящий в глубокий запой.