Собственность Верховного бестиара

В котором действительно отразилась красивая кукла. Потому что это была не я! У меня никогда не было таких причесок – высоких, лишь тонкие нарочно выпущенные локоны щекотали шею. У меня не было таких платьев, таких туфелек, изящных и при этом словно обнимающих стопы, и уж тем более у меня не было драгоценностей. Не говоря уже о том, что косметикой я никогда не пользовалась, даже самой незаметной.

В дверь постучали, и девушки тут же засуетились.

– Все, пошли, пошли, он ждет.

Меня вытолкали из комнаты, не успела даже вздохнуть. Потащили по коридорам, я почти бежала за ними, разве что не спотыкаясь. Потом мы поднялись на второй этаж, и вот уже коридоры расширились, стали более светлыми. Мы даже миновали одну галерею и анфиладу, остановившись перед тяжелыми светлыми дверями, обрамления и ручки которых сверкали позолотой. По обе стороны от них стояли гардианы, которые даже не скосили на нас глаза, словно их намертво вкопали в пол. Служанки постучали, и, дождавшись резкого:

– Войдите, – сами распахнули двери, пропуская меня вперед и скользя следом.

Мы оказались в просторном кабинете. Таком огромном, что по сравнению с ним терялась, наверное, даже наша практическая аудитория. Здесь было множество стеллажей с книгами, документы, крепления для хтианов Верховного на стене. Закатный свет проникал из широких эркерных окон, путаясь в его волосах и придавая темным прядям огненный, а серебряным нитям в них – медный оттенок.

Михаил восседал в огромном кресле за массивным столом из красного дерева и, подняв на меня взгляд, разве что не сплюнул.

– Никчемные девицы! Вы все испортили.

Служанки одновременно побелели, а Верховный скомандовал уже мне:

– Подойди.

У меня нет никакого выбора, кроме как подчиниться. За ослушание Верховного бестиара – смерть, за любое неповиновение, неподчинение – тоже, причем зависит от того, как решит судья: только твоя или всей твоей семьи.

Сглотнув, приближаюсь, а Михаил разворачивает меня лицом к служанкам:

– Это я просил из нее сделать? – спрашивает резко, а потом таким же резким движением проводит рукой возле моего лица. Кожу начинает ощутимо пощипывать, и я понимаю, что магия поглощает частички пудры и всего того, чем меня «украшали». На достигнутом бестиар не останавливается, и шпильки из моих волос летят на пол, одна за другой. Я чувствую, как длинные пряди падают на обнаженную спину (оказывается, у этого платья достаточно глубокий вырез не только спереди, но и сзади), и, когда шпильки заканчиваются, за ними следуют украшения. Одно за другим.

Как ни странно, без них мне становится легче, словно ненужное, не мое отвалилось, но ненадолго:

– Соберите, – командует бестиар побелевшим девушкам, и те беспрекословно бросаются выполнять приказ.

Пока все это происходит, его ладонь ложится на мою шею, сзади, поверх расстелившихся волнами волос. Я чувствую жесткость и силу этого прикосновения и не могу даже пошевелиться, потому что этот немой приказ замереть не позволяет прийти служанкам на помощь. Когда они заканчивают, Михаил спрашивает:

– Кто до этого додумался? Превратить девчонку в разряженную куклу, да еще и нацепить на нее Ольгины побрякушки?

Похоже, с куклой ассоциация не только у меня, но в следующий момент все мысли во главе с этой вылетают из головы, потому что Михаил перебивает воцарившееся молчание холодным:

– Неважно, впрочем. Выпороть обеих.

– Пожалуйста, не надо! – Слова срываются с моих губ раньше, чем я успеваю их остановить, и меня тут же бьет жестким наотмашь:

– Молчать. Открывать рот будешь, только когда я разрешу.

А девушки одновременно падают на колени и начинают умолять:

– Пощадите, прошу…

– Мы не знали, мы подумали, что вам будет приятно…

Кабинет словно накрывает коконом силы, и служанки хватаются за горло. На меня тоже давит эта мощь, мощь силы Верховного бестиара, что заставляет сейчас мою кожу покрыться мурашками, и Михаил произносит:

– Ваша задача – не думать, а исполнять. Исполнять как скажу я, если что‑то непонятно – уточнять.

Они явно задыхаются, но останавливаться он не собирается. До тех пор, пока девушки не теряют сознание, а после один его жест – и магия распахивает двери.

– Этих двоих на порку, – произносит он заглянувшему гардиану. – Ко мне никого не пускать.

Мужчина кивает. Служанок выносят, двери закрываются. После чего Михаил снова поворачивается ко мне. Солнце из кабинета уже ушло, и теперь его пряди чернее черного, а то самое серебро в волосах – так о него можно порезаться, как о леску. Он смотрит на меня сверху вниз, но ладонь на шее становится менее жесткой. Он даже скользит кончиками пальцев по позвонкам, словно собирается их пересчитать.

– Понравился такой образ? – интересуется хищно, кивает  на гору выпавших из рук девушек шпилек и драгоценности. – Отвечай.

– Нет, – говорю честно. Поднимаю взгляд и ударяюсь о волну мутящей силы, но выдерживаю.

– Хорошо, – произносит Михаил. – Тогда раздевайся. Снимай это бездново платье.

Под «бездновым» платьем только нижнее. Белья на меня не нашли, и сама мысль о том, чтобы обнажиться перед мужчиной, вводит меня в ступор. Это платье – оно же прозрачное, почти, там все просвечивает.

– Не заставляй меня повторять, Алина.

– Зачем вам девка, которой даже в академии учиться – только зря время терять?

Дерзость? Несомненно, но понимаю я это только после того, как уже все сказала.

Как ни странно, Михаил усмехается.

– Обиделась? Зря. Девке в самом деле ни к чему учеба, – он пропускает пряди моих волос между пальцев, – особенно такой как ты. Ты красивая, Алина, очень красивая. Учиться тебе может и нужно, но совсем другому.

Он отпускает мою шею и скользит пальцами теперь уже по моим губам. Нажимает жестко, раскрывая их. Этим жестом все сказано: Михаил привык брать все, что хочет, и я не исключение.

– Ну а то, что при всех сказал, так это потому, что ты меня разозлила. Не люблю, когда другие лапают мою собственность. – Это уже прозвучало холодно, а еще опасно. Очень опасно. – Но довольно разговоров. Я сказал: раздевайся.

Я не могу.

Эта мысль бьется в моей голове, как огненная бабочка, а еще, вместе с ней – мысли об отце, о сестре, о брате. Что будет с ними, вздумай я сейчас проявить характер? Да и стоит ли мой характер жизни, безопасности моих близких.

Под тяжелым, обжигающим взглядом Михаила, руки тоже кажутся тяжелыми.

– Кто такая Ольга?

– Что ты сказала? – Верховный сощуривается, но даже сквозь этот прищур в его глазах бьется его магия и раздражение. Ноздри расходятся, словно принюхивается хищный зверь. А я думаю: может, он меня просто убьет? На месте, за дерзость. Марика и Юрал позаботятся о семье, они их не бросят. А там и брат с сестрой подрастут.