Солнце краденое
Но Макар не просто так слыл на весь имперский флот консерватором. «А ведь молодой совсем ещё человек», – говорили о нём, содрогаясь, диспетчеры хендлинга космопортов. «С виду даже вполне образованный», – соглашались ядроиды из наземного обеспечения и обслуживания космических кораблей. Аверин был осторожен, не рвался навстречу всем новшествам и свои внутренности роботам не доверял. Ну их. Инстинкты, наверное.
А потому, совершенно случайно столкнувшись на тёмном Шедаре с бывшим одноклассником, Мак несказанно обрадовался. Олейл Блэйз или просто Ойле тогда вид имел очень сильно потрёпанный жизнью, но всё док‑чипы с дипломами доктора оказались в порядке. Судя по результатам запросов в досье, за все прошедшие годы он приобрёл несколько дополнительных специальностей, служил в главном гражданском флоте Империи доктором, сопровождающим самые оживлённые линии, потом вышел на вольные хлеба, работал сопровождающим и в госпиталях, и в санаторных вип‑мирах. Обширная биография. Как и у всех членов его экипажа. Простых людей у Аверина не было. За каждым стояла затейливая история биографии. Ничего необычного. Так почему вдруг у Макара такая реакция на него? Очень странно и настораживающе.
– В обязанности инспекции входит контактное обследование всех искусственных летательных объектов, – прохрипел он зачем‑то в ответ, – особенно тех, кто не отвечает на обязательные к исполнению сигналы.
Непослушной рукой и с огромным трудом Макар попытался было сдвинуть крышку капсулы и обнаружил, что он заперт в ней. Потрясающе. Такой порядок действий не был разрешён никакими инструкциями. Капитан остаётся капитаном всегда, при любых обстоятельствах, это флотский закон.
– Открой капсулу! – получилось не очень внушительно.
Губы не слушались. Лицо будто стянуло в один тугой узел. Так с ним бывало уже не однажды, знакомое ощущение после очень глубоких ожогов. Макар еле слышно вздохнул. Чего с ним только уже не бывало…
– Разговаривать тебе точно не стоит. Ещё сутки в оволяторе и декаду в реабилитационном скафандре. И это не обсуждается.
Оволятор. Термин, которым земляне (конечно же!) обозвали реанимационную капсулу лазарета, всегда вызывал у Макара какие‑то пошлые ассоциации. Он лишь тихо фыркнул, испытав снова острый приступ боли. Даже дышать было трудно.
В таком состоянии спорить с доктором бесполезно. При всех странностях, вызывавших острую неприязнь у Макара, он отдавал тому должное: Блэйз стал настоящим фанатиком своего дела и не понимал грани служебной иерархии. Для него, очевидно, сейчас капитан казался всего лишь капризничающим пациентом.
– Гес? – говорить всё сложнее.
– В соседнем гробу. Вон, полюбуйся, живёхонек. Наряжу его уже сегодня, будете друг на друга любоваться, герои.
Слово «герои» звучало в устах его прямо‑таки издевательски. Макар поморщился, почему‑то всем телом ощутив острую боль.
– Петрович, – ответом Макару был громкий щелчок индикатора подключения рубки. – Сюда мне отчёт о моём состоянии, все повреждения, степень, прогнозы.
– С возвращением, капитан! – голос искусственного интеллекта звучал куда как приятнее докторского. Если можно обрадоваться куску камня с мозгами, то Макар сейчас именно это испытывал. – Я соскучился.
Даже корявое и как всегда неуместное чувство юмора их Петровича Аверина не бесило.
Ойле скрипнул зубами. Макару из капсулы были отлично видны и заострившиеся вдруг болезненно скулы, и пальцы рук, сжатые в кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Но церемониться он не намерен. Возможно, в тех экипажах, где Ойле служил, подобные отношения с капитаном и были в порядке вещей, но на «Сове» Макар давно ввёл свои законы.