Спасибо за покупку

– Закрывайте нас

– Закрывайте, уже десять.

Цепочки перекрывают проходы, все происходит быстро – пусть они идут, теперь нужно проводить двенадцати часовых и тогда станет еще легче – нас останется двое уже до утра. Я стараюсь гнать подальше грустные мысли, но они упрямо так и крутятся в голове – оттого вид у меня невеселый.

– Ты хоть выспалась? – участливо интересуется Ирина. – Не нравишься ты мне что‑то…

Я стараюсь приободриться, неужели так заметно? Нет, так дело не пойдет. Кроме любовных стенаний на свете много других интересных вещей – обратимся к какой‑нибудь из них – посплетничаем, например. Как две старушки на скамеечке у подъезда, мы принимаемся судачить о самых пустых вещах, время от времени покупатели прерывают нас, тогда раздается неизменное «здравствуйте», они уходят, а мы продолжаем свой диалог, более того, мы можем вести его даже в вашем присутствии, словно существует два параллельных мира – ваш и наш. Эти миры не мешают друг другу, они как будто не пересекаются даже – потому, если вам вдруг придет в голову вставить какую‑то реплику в чужой разговор – подумайте прежде, чем открыть рот – едва ли вам будут рады. Разгонять же стайку девушек, собравшуюся возле одной из касс и вовсе последнее дело – там обсуждаются интереснейшие, животрепещущие темы, так что лучше уж обойти собрание стороной, иначе на вас как минимум косо посмотрят. Впрочем, сегодня народу не так много, и мы можем общаться спокойно. Постепенно в пустых словах растворяется моя грусть, от ничего не значащей болтовни мне становится легче, неожиданно для себя улыбаюсь в ответ на шутку, и о, чудо! я даже смеяться, оказывается, еще могу. Что же я думала? Что такой парень ведет монашеский образ жизни? Да пусть делает, что хочет. Жизнь и впрямь начинает казаться не такой уж плохой. У меня вообще все прекрасно – расскажи мне еще что‑нибудь, Иринка.

Так, в незатейливой болтовне незаметно скользит время, и я забываю смотреть по сторонам – я больше не ищу его. В свою очередь вспоминаю какой‑то смешной случай, увлекаюсь, жестикулирую для пущей выразительности – мы обе смеемся и потому совершенно не обращаем внимания на проходящих мимо людей – что на них смотреть? Такой, должно быть, он и застал меня – развернувшись в пол оборота к соседке, я смеюсь, словно вчерашнего вечера и не было вовсе. Каюсь, но я даже не заметила его. Разве мог он стерпеть такое? Мой герой выстроился напротив касс и принялся общаться с охранником – мне, кстати, всегда страшно интересно, о чем они разговаривают? Но спросить я стесняюсь, даже просто боюсь – скорее всего, получу лишь самый пространный ответ, а ненужный интерес вызову сама – что это она про него вдруг спрашивает? Нет уж, жена цезаря должна быть вне подозрений. Пусть его стоит, смотрит. Мне все равно. Я вновь хладнокровно разворачиваюсь к соседке. На сей раз продолжить разговор не судьба – ко мне спешат покупатели с огромной тележкой – я вынуждена повернуться к ним, – и первый же, кого я вижу прямо напротив себя – наш молодой человек. Мы привычно встречаемся с ним взглядом, я начинаю обслуживать людей. Он смотрит, затем уходит – видимо довольный – его заметили. Я говорю себе – спокойно. Все хорошо. Он ничего мне не должен, впрочем, как и я ему. Позже, ночью, я встану на то самое место, за тем, чтобы посмотреть – вот глупость‑то – не ошиблась ли я? Точно ли меня отсюда видно? Своими нелепыми, совершенно необъяснимыми с точки зрения нормального человека действиями, я повергаю Ирину прямо‑таки в шоковое состояние.

– Ты что там встала? Ишь, прям на место любимого администратора.

Точно. Практически ликую я. Змея Ивановна любит зависать над нами именно здесь. Всех отлично видно – и меня тоже, даже если в профиль развернуться. Сделанное открытие поднимет мне настроение – шепнет потихоньку – не все так плохо, поверь. Но это будет позже, а сейчас без восьми минут двенадцать, покупателей в зале мало, на кассах – и того меньше, я вновь мирно общаюсь с Ириной, и вдруг раздается громкий смех – его смех. Так, похоже, одного раза мало. Парень в темной куртке стоит возле стенда с ящиком для пожеланий наших покупателей, стилизованного под почтовый – однажды в него и впрямь бросили письмо (надеюсь, маркетолог все же отправила его и оно дошло до адресата), так вот – он стоит в компании все того же охранника и громко хохочет – ты хочешь внимания к своей особе? Хорошо. Я смотрю на тебя. Но вот так сидеть и смотреть я тоже не могу – уже двенадцать, кассы закрываются – остаемся мы вдвоем – две ночнушки. Тут он срывается с места, хватает банку своего пива и подлетает к моей кассе.

– Здравствуйте – официальным тоном говорю я – надо понимать – я еще в шоке после вчерашнего. В моих глазах застыл упрек – что ты натворил? Ладно, мы взрослые люди, я все понимаю, но все же…

– Здравствуйте – слова звучат тепло, он суетится – А можно я вам дам мелочь?

Ах ты, скотина. Ничего мне не нужно.

– Нет – моя голова склонилась над денежным ящиком – дрожащими пальцами я ковыряю сдачу.

– То есть – да пошел ты? – спрашивает он. – Я понял, вы знаете, в интернете… там есть такой прикол…

Я молча смотрю на бесконечно дорогое мне лицо – как ты не понимаешь – я на работе – здесь снимает камера, здесь множество любопытных глаз и ушей, причем не столько покупателей, сколько самих сотрудников, их же хлебом не корми, дай посудачить только – я не могу у них на глазах позволить себе лишнего, не могу, пойми ты наконец. Он видимо, толкует по‑своему – как сквозь пелену – я ведь не отошла еще от вчерашнего – слышу его голос:

– Да пошел ты, так? – расширенные глаза умоляюще смотрят на меня.

Никто и никуда не хотел тебя посылать, милый мальчик, но я молчу, он стоит, пауза зловеще зависла над нами – а кассы только две – Иринина и моя, и вот уже справа подходит народ, я должна работать, чтобы не случилось, я должна. И тут происходит ужасное – не говоря ни слова в ответ, я делаю вымученный жест левой рукою – отстраняясь, отодвигая того, кто мне по‑настоящему дорог, чтобы обслуживать ничего не значащих для меня людей. Он хватает свою банку и идет на выход – я едва успеваю посмотреть ему вслед – он не повернулся даже, даже не взглянул на меня. О, черт, как все вышло – казню я себя. Ведь он опомнился, прибежал, юлил здесь, пытался заговорить… А ты, ты как неприступная крепость – подойти нельзя. Мне нужно поговорить с ним, только не в магазине, разумеется, только не здесь…

 

***

Когда же это помешательство началось? Что ж, могу ответить вполне определенно – в тот самый день, когда вопреки своим правилам, я впервые подняла на него глаза. Как уже говорилось ранее, я избегаю делать это – скорее узнаю ваши кошельки, кредитки, одежду, но ваши лица – нет, выше уровня груди мой взгляд поднимается крайне редко. Нужно что‑то из ряда вон выходящее, нестандартное, особенное, чтобы мне запомнилось именно ваше лицо – а без этого – вы для меня лишь поток покупателей, не больше. Только не обижайтесь – представьте себя на моем месте – перед вами ежедневно проходит толпа народа – многих ли вы запомните? То‑то же. Но, вернемся к самому началу.

Мальчик с красным рюкзачком приходит довольно поздно, примерно в 11‑ом часу, когда вечерняя толпа уже схлынула, люди в основном разошлись по домам, и лишь немногие покупатели прогуливаются по залу, то и дело застывая возле истерзанных полок. Он посещает наш магазин почти каждый вечер, а может и каждый, не знаю – я не особенно интересуюсь им, как, впрочем, любым другим припозднившимся клиентом. Вот голос у него приятный – это точно, а сам парень вежливый, похоже, хорошо воспитан. Берет он всегда дорогое пиво, готовые салаты на ужин, иногда замороженные овощные смеси – чтобы быстро поесть, особенно не заморачиваясь на кухне, и свой любимый Кент восьмерку. Синие джинсы, синяя куртка – он выкладывает баночки пива из корзинки – парень хорошо сложен и довольно высокий – я вижу лишь уровень пояса – впрочем, меня мало интересует, кто и как выглядит, но одно могу сказать точно – двигается он приятно, несуетливо, в нем даже есть определенный шарм – хотя – какое мне до него дело?

– Здравствуйте