Срок

Как и в случае с другими посетителями, призрак Флоры оставлял за собой книжный след. Прошуршав в закутке, который у нас известен как «исповедальня», она всегда начинала со своего любимого раздела «Художественная литература», затем переходила к «Научной литературе и мемуарам» и, наконец, проводила тихие исследования в области «Художественной литературы, связанной с творчеством индейцев». Если меня поблизости не было, гостья изучала литературу, разложенную на прилавке. Затем она проходила мимо «Поэзии» и «Кулинарных книг». В конце концов из исповедальни доносилось еще больше шуршащих звуков. Затем наступала тишина. Флора была чрезвычайно набожной католичкой, и, возможно, исповедальня давала ей утешение.

Однажды Флора снова сбросила книгу Лили Кинг с полки. Она повредила ее – как мне показалось, в припадке досады, и мне стало ее жалко. Разве что своим эктоплазменным взглядом Флора могла читать книги, не снимая их с полок. Ей было очень трудно читать книги, не имея возможности открывать их и просматривать страницы. Возможно, она могла разбрасывать бумажные полотенца и сдвигать книги с полок, но у нее не было сил поднять книгу, почувствовать ее тяжесть, взвесить в руках, прежде чем открыть и посмотреть на слова. Мысль о том, что наша обитательница книжного магазина проводит руками по книгам, бесполезно хватаясь за страницы, обеспокоила меня так сильно, что я начала оставлять книги открытыми, если их страницы были достаточно плотными, чтобы оставаться на месте. Страницы так и не перевернулись. В ту же ночь я открыла для Флоры книгу и закрепила каждую страницу одним из гладких базальтовых камней, которые мы держим в магазине в качестве питомцев. Книга представляла собой подарочное издание «Флоры и фауны Миннесоты». Я выбрала ее, потому что она была большой и достаточно гибкой, чтобы открытые страницы можно было удерживать двумя камнями. Позже, однако, я подумала, что, возможно, эта книга была выбрана для меня самой Флорой, потому что ее имя было в названии.

 

Вторая натура Пенстемон Браун

 

Пен необычайно худа. Порой создается впечатление, что, вместо того чтобы дать ей нормально расти, ее медленно растягивал какой‑то талантливый художник. Талантливый, так как сделал ее руки, ноги, туловище и шею идеально пропорциональными и стройными. Она выглядит грациозной, хоть на самом деле грациозностью не отличается. Пен двигается по‑детски нетерпеливо, рывками, особенно когда возбуждена. Она всегда в восторге от Рождества, потому что любит все, связанное с обрядами, ангелами, выдумками, шоколадом и подарками. В эти дни она светится так, словно ее освещает изнутри горящее полено, сжигаемое в сочельник.

– Какой у тебя рождественский ритуал в этом году? – спросила я.

– Буду общаться с ангелами, – ответила она мне. – Особенно с серафимами. А также с духами снега.

Пенстемон живет в гармонии с множеством потусторонних существ. Она эклектичный коллекционер и исследователь всего, что имеет отношение к ее собственному племенному происхождению и другим людям. Теперь, когда речь зашла о праздничных ритуалах, она рассказала мне, что на нынешний Хэллоуин оделась во все черное (что для нее не редкость; так, сегодня на ней была черная футболка, юбка‑карандаш, черные браслеты на ногах и черные полуботинки на толстой подошве). Она оделась так, чтобы казаться невидимой, и поехала в особое место на Миссисипи. Там она прокралась в подлесок. Когда вокруг не было ни души, она шпателем вырыла небольшие ямки. В них она спрятала четвертинки сломанного ею компакт‑диска. Это была музыкальная подборка ее предыдущего бойфренда, того, о котором она мне однажды шепнула, что прозвала его Нытиком. Пен всегда дает своим парням прозвища. Она только что рассталась с Тряпкой. После Иисусика. Кроме того, в прошлый Хэллоуин она взяла камешки гальки, которые собирала весь год, вымазала грязью и стала петь им на нескольких языках, а для пущей убедительности добавила «Отче наш» на латыни. Что символизировали камешки и по какой причине она выбрала их, она не уточнила, сказав только: «Я избавляюсь от вещей, которые не понравятся моей второй натуре». После исполнения этого ритуала она пошла домой и объелась шоколадным тортом.

Одна из причин, по которым я так люблю Пен, заключается в том, что она включила в свои священные ритуалы шоколадный торт.

– Это был торт «Красный бархат»?

– В смысле?

По какой‑то причине Пен выглядела виноватой.

– Вернемся к Хэллоуину. Просто хотела узнать.

Пен посмотрела на меня и покивала.

– Ты что, экстрасенс?

Некоторое время мы работали в тишине, потом у нас появились клиенты, которые хотели, чтобы их книги были завернуты в нашу любимую оберточную бумагу, напоминающую бересту. Я не самый быстрый упаковщик книг. Может быть, клейкая лента запускает у меня механизм посттравматического стрессового расстройства. С моими аховыми навыками я всегда либо приклеиваю к свертку палец, либо склеиваю вместе руки. Но сама продажа книг – это мое. Входит клиент, и я тут же бросаюсь к прилавку. Я живу ради присущего книжному бизнесу человеческого алгоритма, когда спрашиваю, что любит читать клиент, а затем прогоняю книжные названия через мою сеть ассоциаций. Искусство, к которому я неосознанно готовилась, создавая библиотеку в голове. Например, если клиентке нравится автор детективов Луиза Пенни, я рассказываю о Донне Леон. Но она также любит историю, поэтому подсовываю полистать Жаклин Уинспир и Джона Бэнвилла. Но вот небольшой допрос изменил траекторию. Я превозношу Кейт Аткинсон и Ф. Д. Джеймс, предлагаю «Транскрипцию». Она упоминает вскользь, что ей нравится «Дитя человеческое». Я упоминаю «Рассказ служанки», который она, конечно, прочитала, а затем перехожу к моей особенной писательнице, Октавии Батлер. Одна из моих наиболее любимых героинь – озлобленная, сердитая, нежная Лилит. У нее много трансцендентного секса втроем с человеком и инопланетянином‑улоем. Ради пущей прозрачности добавлю, что во время периода галлюцинаций я пережила похожий опыт. Наконец предлагаю книгу Ольги Токарчук «Веди свой плуг по костям мертвецов», произношу название, и у меня немного кружится голова, когда я вижу книги, сложенные стопкой на прилавке.

– Ты произносишь это название так, словно оно тебе по душе, – говорит Пен, когда клиентка уходит и магазин остается в нашем распоряжении.

– Мне действительно нравится его выговаривать. Ритм скачет галопом. Это из Уильяма Блейка.

– Я должна была это знать. Иначе какой я продавец книг?

Она замолчала, достала телефон, посмотрела на экран, бормоча что‑то о браке рая и ада, и начала вздыхать. Я уловила внутреннюю борьбу. Пару раз Пен глубоко вздохнула и, как мне показалось, чуть не сказала чего‑то, но в последний момент удержалась от этой мысли.

– Пен, в чем дело? – наконец спросила я.

– Хорошо! – взорвалась она. – У меня есть торт «Красный бархат». Я принесла немного с собой на обед. Ладно! Я поделюсь.

– Я не спрашивала… Я не знала…

– Дело не в тебе. Речь обо мне, торте и моих традициях. Бабушка всегда говорила, что, если ты сиу, отдавайся тому, что делаешь, пока не станет больно. Что ж…