Срок
– Как будто он… всезнающий, – прошептала впечатленная Мара.
Мы снова сплели наши пальцы. Все это начинало грозить нешуточными переживаниями. Я чуть не сломалась и не оставила Баджи на месте. Теперь, конечно, я жалею, что не сделала этого. Но вездесущий продавец, сидевший во мне, взял верх и продолжил гнуть свое.
– Все в порядке, Мара. Я собираюсь сопровождать Баджи на следующем этапе его путешествия, и обычно все проходит лучше, если скорбящий выпьет чашку чая и помедитирует. Вы же не хотите удерживать его.
Мара наклонилась и поцеловала мужа в лоб. Затем выпрямилась, глубоко вздохнула и пошла на кухню. Я услышала шум воды, наполняющей предположительно чайник, и взвалила Баджи на плечи, как пожарный – пострадавшего. Пока Мара заваривала чай, я протащила его через дверь, мимо молчащей псины и положила в кузов грузовика. Мне пришлось сбросить туфли на каблуках и запрыгнуть в рефрижератор, чтобы втащить тело внутрь. Адреналин помог, хотя платье порвалось. Я села за руль и повезла Баджи к Данае.
Она ждала на переднем крыльце. Я вылезла из грузовика. Она бросилась ко мне, но, прежде чем отдать ей Баджи, я потерла большой палец об указательный. Даная достала чек из заднего кармана джинсов, развернула его, но сказала, что сначала должна увидеть тело. Затем она улыбнулась и облизнула мясистые губы, словно обсасывала карамельку.
Моя любовь к Данае сползла с меня, как старая кожа. Иногда достаточно одного взгляда, чтобы все понять. Баджи обрел задумчивое достоинство. Даная была безумно нетерпелива. Соединить эти два факта у меня не получалось. Мы подошли к задней части грузовика. Я протянула руку и откинула брезент, но удержалась от желания посмотреть на Баджи и Данаю. Она протянула мне чек, а затем села рядом с Баджи. Я убедилась, что чек подписан правильно. Затем с облегчением отошла от грузовика. Из моих дальнейших действий вы поймете, что я не профессиональный похититель тел, как утверждали позднее. Я просто ушла. Бросила ключи на водительское сиденье грузовика и села в свою маленькую «Мазду». Я оплошала по двум пунктам. Во‑первых, я должна была помочь занести Баджи в дом, а во‑вторых – тайком вернуть грузовик. Погодите. Мне вообще не следовало забирать тело Баджи. Но то, что я оставила его тело в рефрижераторе, в конце концов навредило мне больше всего.
Это – плюс то, что я не заглянула ему под мышки. Увы.
Была еще только середина дня, а потому я отправилась прямиком в банк и депонировала чек. За вычетом суммы наличными, которую мой счет покроет до того, как чек будет оплачен. Шестьдесят долларов. С этими двадцатками в сумочке я поехала дальше, приказывая себе дышать и не оглядываться. Я вошла в нечто среднее между стейкхаусом и баром, место, которое часто посещала, когда у меня водились деньжата. Заведение находилось в лесу в нескольких милях от города вниз по шоссе. В «Счастливой собаке» я заказала виски и шикарный рибай. К нему прилагались зеленый салат и запеченный фаршированный картофель. Восхитительно. Мои чувства ожили. Еда и деньги вылечили меня. Виски убил тараканов. Я стала новым человеком, той, кому не уготована судьба закончить земную жизнь, косясь на кучку толстяков. Той, чья судьба сложилась при необычных обстоятельствах. Мой творческий порыв послужил поводом для дальнейших раздумий. Бизнес, который я придумала на лету, – «Земля к земле», – мог иметь успех. Люди искали альтернативы. К тому же смерть была устойчива к рецессиям и не могла быть легко передана на аутсорсинг другой стране. Я знала, что будут законы, правила и другие препятствия, но с помощью куша, сорванного Данаей, я могла наладить жизнь.
Пока я сама себе излагала свое многообещающее будущее, он приземлился в кресло напротив. Мой заклятый враг. Моя альтернативная страсть.
– Поллукс, – обратилась к нему я. – Моя индейская совесть. Где твой симпатичный наряд полицейского племени?
Поллукс был когда‑то остроглазым боксером. Нос искривлен, левая бровь помята. Один зуб вставной. Костяшки пальцев – шершавые бугорки.
– Я не на дежурстве, – ответил он. – Но здесь не просто так.
Мое сердце дрогнуло. Я боялась, что Поллукс пришел, чтобы оказать мне особую услугу.
– Туки, – сказал он. – Ты понимаешь, о чем я.
– Мы должны прекратить встречаться?
– Я понял, что это ты, как только увидел рефрижератор. Инновационный подход.
– Я мыслитель, этого у меня не отнять.
– Племя не зря отправило тебя в колледж.
– Да, – согласилась я.
– Вот что я скажу. Я куплю тебе еще виски, прежде чем мы поднимем шумиху.
– Я собиралась начать прекрасный бизнес, Поллукс.
– Ты все еще можешь. Максимум лет через двадцать. Ты на славу поработала. Подозревали твоих подруг. Увы, они впали в истерику и начали хвастаться знакомством с тобой.
(Даная, Даная! Ох, моя ненаглядная.)
– Шутишь насчет двадцати. У‑у‑у, мне страшно. Ты разговаривал с Марой?
– Она похвалила твое обслуживание, сострадание и не отказалась от своих слов даже после того, как мы ей сказали, что за тобою стоит Даная.
– О, правда?
Я радовалась даже при таких обстоятельствах. Но мой приятель пока не признался, что нарочно запугивал меня.
– Поллукс, дай твоей старой приятельнице Туки передохнуть. И послушай‑ка, почему двадцать?
– Я умею слушать, что говорят вокруг, – отозвался Поллукс. – Ты могла бы… я имею в виду, с твоим послужным списком. Тут никогда не знаешь наверняка. Срок может увеличиться и вдвое.
Я постаралась справиться с нехваткой воздуха. И все же чего‑то недоставало. Преступления.
Поллукс уставился на меня – темным печальным взглядом из‑под искалеченных бровей. Тот проникал в глубину моего нервного раскисшего сердца. Но теперь я видела, что он говорит всерьез.
– Как это? Почему двадцать гребаных лет?
– Не мое дело выяснять, знаешь ты или нет, что нашли на теле у Баджи.
– Что у него могли найти? Какую‑нибудь фигню. Но ты не ответил на мой вопрос.
– Ты знаешь правила, которым я подчиняюсь. Но было бы лучше, если бы ты не депонировала этот чек.
– Я не дура. Конечно, я его депонировала.
Поллукс промолчал. Мы посидели еще немного. Его поврежденная бровь опустилась. Он пригубил виски и с грустью заглянул мне в глаза. Иногда при определенном освещении я выгляжу поразительно, напоминая девчонку‑оторву, Поллукс при любом освещении уродливый окончательно и бесповоротно. Но как мужчина, боец, он не теряет от этого много очков. Суровый, так его называют. Он отвел взгляд. Когда он на меня смотрел так выразительно, я понимала: это слишком хорошо, чтобы продлиться долго.
– А теперь скажи, – велела я. – Все‑таки двадцать?
– Ты наконец добилась успеха, Туки.
– Это был солидный чек. Я подумывала о благотворительности, понимаешь? После деловых расходов…
– Дело не в чеке, хотя и в нем тоже. Послушай, Туки. Кража трупа? И того, что было на нем? Это больше, чем крупное воровство. Плюс рефрижератор…