Свет во тьме
Односельчане кучкой толпились за забором. Для многих было развлечение послушать слаженный хор Ершовых.
Из окон неслось:
– Го‑осподи‑и поми‑илуй! Го‑осподи про‑ости! По‑омоги мне, Бо‑оже, кре‑ст свой до‑онести! Я‑а ве‑ли‑икий грешник на земном пу‑ути! Го‑осподи поми‑илуй, Го‑оспо‑оди про‑ости!..
Далее, к удивлению слушателей, зазвучала экзортическая молитва.
– Да воскреснет Бог!.. – грозно провозгласил Василий Николаевич.
– И расточатся все врази Его!.. – подхватил семейный хор.
– И да бежат от лица Его!.. – гремел Василий Николаевич.
– Все ненавидящие Его! – грозно звучал хор.
* * *
Большевицкому правительству становится известно о секретных переговорах союзников Антанты и их секретных планах по японо‑американской интервенции на Восток и Сибирь России.
28 марта Троцкий как наркомвоенмор даёт согласие начальнику британской миссии в Москве Локкарту на интервенцию союзных войск Антанты во Владивосток. {А чего ещё ожидать от гуманоида в человечьем обличии, злейшего врага народов России?}
В марте нарком продовольствия Цюрупа в докладе СНК писал:
«Дело снабжения хлебом переживает тяжёлый кризис. Крестьяне, не получая мануфактуры, плугов, гвоздей, чая и проч. предметов первой необходимости, разочаровываются в покупной силе денег и перестают продавать свои запасы, предпочитая хранить вместо денег хлеб. Кризис усугубляется недостатком денежных знаков для расплаты в тех местах, где ссыпка ещё производится.
Анализ существующего положения приводит к выводу, что только снабжение деревни тем, чего она требует, т.е. предметами первой необходимости, может вызвать на свет спрятанный хлеб. Все другие меры лишь паллиативы… Товарообмен уже и теперь повсеместно происходит в связи с мешочничеством (рабочие фабрик обменивают свой продукт на продовольствие для себя). Прекратить этот стихийный процесс можно лишь одним способом – организуя его в масштабе государственном…»
4 апреля во Владивостоке, без согласования с союзниками, высадился отряд морской пехоты японской армии под командованием адмирала Като – якобы для охраны японских граждан на Дальнем Востоке.
Германский генштаб, опасаясь скорого появления Чехословацкого корпуса на Западном фронте (у Франции заканчивались людские резервы, на бойню отправлялись туземные войска), через своего посла в Москве графа Мирбаха потребовал от большевичков прекратить продвижение Чехословацкого корпуса на восток.
21 апреля нарком ИД Чичерин направил телеграмму Красноярскому совету: «Опасаясь японского наступления на Сибирь, Германия решительно требует, чтобы была начата скорая эвакуация немецких пленных из Восточной Сибири в Западную или в Европейскую Россию. Прошу употребить все средства. Чехословацкие отряды не должны передвигаться на восток».
27 апреля во Владивосток прибыл первый эшелон Чехословацкого корпуса.
8 мая обнародован декрет СНК «О взяточничестве». С ответственностью за сие деяние лишением свободы на срок не менее пяти лет и принудительными работами на тот же срок. {Несколько запоздалый указ. Надо было его издать первым декретом. А то и нынешние преемники большевичков никак не могут решить энту проблему: количество явных и тайных долларовых миллиардеров в России (воров народного добра «по закону») бьёт мировые рекорды…}
9 мая ВЦИК и СНК принял декрет, подтверждающий «Хлебную монополию» Временного правительства от марта 1917 года. Временное правительство изымало излишки зерна (за вычетом норм потребления на личные и хозяйственные нужды) с оплатой по государственным расценкам.
Большевички «усовершенствовали» хлебную (царского и Временного правительств) монополию. Зажиточных крестьян они объявили «кулаками и богатеями». Не заявивших в недельный срок об излишках – «врагами народа», которые подлежали суду и тюремному сроку не менее 10 лет, бесплатной реквизиции хлеба, конфискации имущества. Для тех, кто доносил на «врагов народа», полагалась половина реквизируемого хлеба.
9 мая 1918 года – Декрет ВЦИК о предоставлении Наркомпроду чрезвычайных полномочий «по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей хлебом». [Начался необъявленный большевичками «Красный террор» против крестьян.]
В этот же день в Колпино женщинам, стоявшим в очереди за хлебом, объявили об отсутствии хлебных запасов. Толпа их направилась к пожарному депо, чтобы дать сигнал тревоги. Красногвардейцы их оттеснили прикладами. К гудку пробрался подросток и сумел дать сигнал. Помощник коменданта Красной гвардии Торопилов выстрелил в подростка.
Одна женщина выкрикнула в лицо члену ревтрибунала Трофимову: «Дармоед!» и замахнулась на него сумкой. Ревтрибуналец с криком: «Разойдитесь! Буду стрелять!» – выстрелил. Тут же последовал залп красногвардейцев по толпе. Из толпы выкрикнули: «На место хлеба даёте пули! Даже царское правительство чего не делало!» И толпа рассеялась.
Рядом находился Ижорский завод. На гудок и выстрелы стали выбегать рабочие. Красногвардейцы их оттеснили за проходную. На заводе начался двухтысячный митинг. Выступавшие требовали ареста виновных в расстреле женщин и детей. При выходе с завода по рабочим открыли огонь красногвардейцы, были убитые и раненые. Вечером в Колпино чекисты и красногвардейцы провели обыски и аресты.
На следующий день в городе было введено военной положение. На улицах появились броневики, на перекрёстках – пулемёты. Рано утром рабочие попытались пройти на завод. По ним открыли огонь, как минимум шестеро были тяжело ранены. Представители завода направились в Петроград. На митингах на Обуховском и Путиловском заводах были осуждены действия властей.
11 мая митинги прошли на заводах – Русско‑Балтийском, Сименс‑Шуккерта, Арсенале, Речкина и других предприятиях Петрограда и других промышленных городов.
14 мая прошли похороны жертв расстрела, превратившиеся в массовую политическую акцию. В тысячной толпе были представители десятков заводов, фабрик и предприятий. Над шествием возносились заводские знамёна и звучали революционные песни. На могилу погибших возложили венки: «Жертвам произвола – защитникам голодных», «Жертвам голодным – погибшим от сытой власти».
На следующий день Петросовет выпустил обращение «К сведению всех». Петросоветчики утверждали, что беспорядки организовали эсеры и меньшевики и далее: «…Советская власть всякие шествия и выступления будет рассматривать как прямую помощь внешнему врагу и будет беспощадно их подавлять». {Сколько же ещё будет массовых расстрелов (большевицких «Красных воскресений») народных волнений со стороны кровопийц‑большевичков за семьдесят с лишком лет их бесчинств? А платные большевицкие агитаторы будут на всех углах верещать о Кровавом воскресении. Продать за понюшку совесть легко. Но как её восстановить?..}
С конца мая большевичками создаётся Продармия. В её составе продотряды, состоявшие из не менее 75 вооружённых человек при 2–3 пулемётах. Эту политику большевички подали как «военный коммунизм». Диктат краснодраконовских большевичков особенно наглядно проявился в «продовольственной диктатуре».
