Трое неизвестных
Домой Шардаков вернулся пешком, заслужил нагоняй от техника‑смотрителя за ледяные надолбы под водосточными трубами и отправился их ликвидировать. Старался себя уговорить, что сделал доброе дело, помог одинокой женщине. Хотя почему одинокой? Просто не одинокая не стала бы прибегать к его дворницкой помощи в подобных обстоятельствах.
Некоторое время голова его была занята этой женщиной. Он никак не мог определить, сколько ей лет, двадцать пять, тридцать пять. И какая бледная кожа, как искусственная. Кроме того, он не мог определить, нравится ему это или нет. Был недоволен собой из‑за того, что думает о ней в такой плоскости.
Потом он о ней забыл. К женщинам у него было большое недоверие после известных событий.
– Здравствуйте, рыцарь! – дня через три‑четыре после подвига она появилась из подворотни и двинулась к нему, по‑прежнему занятому ледяной глыбой под той же водосточной трубой. Что за гадость эти водосточные трубы, днем текут, ночью замерзают!
Она была в длинном белом пальто, белизна кожи производила особенно сильное впечатление, и волосы роскошные по плечам. Но лет никак не меньше сорока.
Шардаков трудовым движением смахнул пот со лба. Выражение лица его говорило: «Чего тебе еще?»
– Поскольку, как известно, наши московские подворотни подметают интеллигентные люди, то колитесь, молодой человек, вы аспирант?
– Студент.
– А курс какой?
– Второй.
– Совсем желторотик, они решат, что я питаюсь детьми. Хотя на вид вы уже такой поживший, бывалый.
– Послушайте, что вам нужно? – Леша мощно вонзил лом в глыбу.
– Чтобы вы сегодня вечером были наготове.
– Зачем?
– Я поведу вас в Дом кино.
– Зачем?
– Должна же я вас как‑то отблагодарить за оказанную мне помощь.
Так он познакомился со вторым знаменитым злачным местом в Москве 1970‑х.
Для начала Клара, так звали незнакомку, потребовала, чтобы он оделся «максимально естественно». Гордость Шардакова – джинсовый костюм, купленный на заработанные под Ростовом деньги, она решительно отвергла. Зато ей очень понравился изначальный его пиджак с чудовищными отворотами и относящиеся к нему брюки.
– Знаете что, Алексей, вы не могли бы мне оказать и еще одну услугу, раз не отказали в первой.
– Ну.
– Можно я буду называть вас тигроловом.
– Зачем?
– Это же так романтично. Вы как будто только что из тайги, я не удивилась бы, если бы выяснилось, что вас, как Маугли, выкормила чета амурских тигров.
– Я с Итурупа. И вообще, если вам не нравится…
– Мне все нравится, но это, правда, романтично. Молодой писатель, тигролов, еще со следами когтей на коже, врывается в столицу, чтобы…
– Пусть будет тигролов.
Идиотичность замысла мадам Клары была настолько очевидна, что даже не очень его обижала.
Ресторан Дома кино только тем и отличался от ресторана ЦДЛ, что там было значительно больше узнаваемых лиц. Зато тарталетки чуть поменьше, и на горячее полагался антрекот.
Мадам Клара заказала столик на двоих и специально села так, чтобы зал был у нее за спиной, в то время как «тигролов» был у всех на виду. Конечно, возникло человек пять‑шесть относительно молодых людей, что подошли «к ручке»: «Кларочка, душка»! Были и подружки, пожелавшие приставить третий стульчик и поболтать.
Леша понимал, что от него требуется одно: брутальность и еще раз брутальность.
– Тигролов? – всплескивали дамочки руками.
– И писатель, – вставляла Клара.
Пила она исключительно водку, Леша потребовал для себя портвейна, в меню оказался только португальский, ну хоть так.
Пару раз дама уходила «попудрить носик», и Шардаков ловил себя на тоскливой мысли: «Что я здесь делаю?» Можно было бы сделать ноги, не будь дама его соседкой. Хотя рассказывала она интересно. У нее словно глаза были на спине, и стоило появиться в зале какому‑то новому лицу, она тут же, не дожидаясь вопроса своего кавалера, начинала остроумный и ядовитый рассказ о нем.
Нагрузилась она значительно. Они вышли, расплатившись, с небольшим пакетом, в котором была еще бутылка водки и какие‑то пирожки. Такси как намагниченное притягивалось к ее указательному пальцу. Ехать всего ничего, можно было бы пройтись, но ей не желалось.
Она потребовала, чтобы Леша проводил ее до двери квартиры. Тут он впервые почувствовал неладное. К тому же этот пакет с бутылкой.
На прощание он подал ей руку, и это стало роковой ошибкой. Она цепко сжала его грубую ладонь и прошептала.
– Сволочи, никто не вспомнил.
– О чем ты?
– У меня сегодня день рождения, и ни одна собака не вспомнила.
«Так, значит, я подарок», – подумал Шардаков без восторга, вместе с тем жалея именинницу.
Ее звали Ксения, но окликали все, даже некоторые преподаватели, Ксанка, на манер героини из «Неуловимых мстителей», был тогда очень популярен такой фильм. Она и внешне походила на киношную Ксанку: симпатичная, но немного простоватая, не умеющая включить в действие все ей доставшиеся женские чары. Хотя всем было известно, что происходит из чрезвычайно солидной семьи, настолько серьезной, что никто даже толком не мог сказать, чем именно занимается ее отец. Садофьев ее видел несколько раз на своем семинаре, хотя она писала прозу и числилась у Бакланова, а потом у Молоканова, пришедшего ему на смену. Посещение других семинаров поощрялось руководством института, если не шло в ущерб работе на собственном семинаре. Студент должен был питаться из разных источников.
Сергей был убежден, что она приходила послушать Парщикова, который оканчивал пятый курс, вот‑вот должен был блеснуть на защите диплома и распрощать свою ярчайшую личность с михайловским семинаром. Но получилось иначе.
В перерыве между лекциями студенты разных курсов болтались в коридоре, покуривая, а то и отправляясь в «Лиру», чтобы пересидеть неинтересного спикера. «Лира» была на том самом месте, где впоследствии образовался первый в Москве Макдоналдс. Иногда шли в кафе‑мороженое «Север», что располагалось чуть подальше на улице Горького. Несчастные старосты бегали туда, когда кого‑то из студентов требовал к себе кто‑нибудь из начальства.
