Туман. Полное издание

– Она не ангел.

– К сожалению, ангел.

– Ну это если в сравнении с тобой, – говорит Лари и снова пихает меня в бок.

Улыбаюсь и снова отворачиваюсь в сторону засыпающего города. Постепенно в окнах невысоких многоквартирных домов гаснет свет. На улицах становится тише, но это ненадолго. Буквально через пару часов начнется ночная жизнь Дрим Сити. Байкеры выползут из своих нор и начнут колесить по округе. Наркоманы и бомжи тоже оживают в темноте, они, как тараканы, страшатся дневного света. За соседним переулком выстроятся жрицы любви, а бар Билли станет более громким и одурманенным.

Как бы я была рада словам Лари, будь они правдой. Но он не понимает, что в сравнении с Лексой любой будет дьяволом во плоти, ведь более идеального человека еще не рождалось на свет. Раньше, несмотря на всю мою любовь к сестре, я пыталась с ней соревноваться. Это так глупо выглядело, и, к сожалению, я всегда проигрывала. Но самым моим большим проигрышем было то, что папа забрал с собой Лексу, а не меня. И вот, я не видела его уже два года. Как мне известно из последнего приезда Лексы, у папы появилась новая семья. К нему в огромный особняк, в котором раньше обитали мы, приехала некая мадам со своим отпрыском, которому, если мне не изменяет память, двадцать. Новая папина пассия старше мамы, но Лекса говорит, что она безумно красива и добра. Естественно, ангел не произносит столь ядовитых слов при маме, но мне она об этом рассказывает больше, чем я хотела бы знать.

Сначала мне было обидно, что мой дорогой родитель решил, что мне о его новой семье знать необязательно. Но через шесть месяцев их отношений я отпустила эту ситуацию, тем более что мне не суждено лицезреть прекрасную даму сердца отца. Он ведь меня в гости не зовет.

Мама же не упускает попыток и всячески расспрашивает Лексу об отце. Она даже слушать не хочет, что ему на нее наплевать. Он поиграл в одну семью – не понравилось. Папа развернулся и пошел играть в другую. Мужчины. Им это дается с большей легкостью, нежели женщинам. Мама тому наглядный пример. Позвони папа ей в любой из дней в течение этих двух лет, и она бы пешком прошла все три штата, лишь бы увидеть его.

– Ладно, я пойду, – говорю я, поднимаясь с самого края крыши. – Нужно подготовить для Лексы комнату.

Лари поднимается вместе со мной и, нахмурив брови, спрашивает:

– Серьезно?

– Нет, конечно. Пусть хоть на коврике спит, мне плевать. Нужно выспаться, завтра у меня в шесть утра клиент.

– Это тот, что хочет себе на всю спину полуголую женщину?

– Он передумал, и женщина теперь полностью обнажена.

– Вот, блин, хотел бы я на это посмотреть.

Обнимаю Лари на прощание и спускаюсь с крыши по пожарной лестнице. В конце мне приходится спрыгнуть, и каждый раз я отбиваю себе пятки. Приземляюсь, поудобнее закидываю сумку на плечо и шагаю в сторону дома. Прохожу мимо бара, оттуда грохочет музыка, машу рукой громиле Питеру, он улыбается мне и кивает, тут же отгоняет несовершеннолетних сопляков от входа святая святых Билли. Питер работает вышибалой и охранником уже три года. И кто бы мог подумать, что контуженный военный согласится на эту затею, но, оказалось, в нашей стране не особо шикарный список вакансий, если тебя обвиняют в гибели всего отряда. Питера судили под военным трибуналом, оправдали, а ведь он сам не помнит, что случилось в тот день, и винит себя. Винит за то, что выжил, а остальные семь мужчин из его отряда нет.

Как‑то, однажды, он немного слетел с катушек. Некие придурки, которых он не пустил в бар, начали взрывать петарды прямо у входа в заведение, и это сработало как своего рода напоминание о самом страшном и туманном дне в его жизни. О взрыве и смерти всей команды. Питер разгромил половину бара, сломал руку парню, что кидал петарды, но в итоге мне удалось его успокоить. Как, спросите вы? Все просто, я похожа на его дочь, которую он не видел уже долгое время. Точнее, похожа не я, а мой голос. Билли в тот день уже вызвал копов, они приехали спустя три часа, на тот момент все уже было улажено, но Билли все же пришлось заплатить приличный штраф за ложный вызов. К счастью, подобного больше не повторялось.

Заворачиваю на соседнюю улицу и прохожу два квартала. Фонари горят через один – естественно, я ведь не на Манхэттене живу. Тут и пара фонарей на квартал сойдет. Огромные вонючие мусорные баки добавляют моему району особой пикантности. У того, что находится рядом с дверью в мой дом, как всегда, спит Стив – местный бомж. Безобидный, но по большей части находящийся под чем‑то запрещенным. Я тысячу раз задавалась вопросом, откуда он берет деньги, чтобы купить себе очередную дозу? Скорее всего, ворует. Хотела бы я так же уметь воровать, возможно, мне не пришлось бы бросить колледж.

– Привет, Стив, – бросаю я коротко и слышу мычание под ворохом ароматного тряпья.

Жив еще.

Вхожу в прохладный холл и поднимаюсь по облупившимся от годовалой давности краски ступеням. На третьем этаже снова не горит лампа. Приглядываюсь и понимаю: ее просто кто‑то спер. Снова. Миссис Рипли опять будет думать, что это я. И чем я заслужила такую любовь престарелой дамы?

Стоило мне прокрутить в голове данную мысль, как дверь с номером восемнадцать открывается и оттуда выглядывает темнокожая миссис Рипли.

– Алекс? Это ты? Верни мне лампу!

Поднимаюсь выше, не оборачиваясь, отвечаю:

– И вам доброй ночи, миссис Рипли, лампу вашу я не брала.

– Вот бесстыжая девчонка! Пятая лампочка за две недели!

Дальше миссис Рипли продолжает что‑то говорить, но я ее уже не слушаю, иду по своему коридору и останавливаюсь перед дверью с номером двадцать три.

Вот я и дома.

Старенькая, но довольно уютная квартира. Мы здесь жили не всегда. Воспоминания об огромном доме нашей семьи меркнут с каждым прожитым днем. Там было столько места, здесь же две комнаты, гостиная, кухня, ванная и до невозможности узкий коридор. Мы съехали из особняка сразу после того, как папа сказал нам с Лексой о разводе.

– Мам? Я дома.

Вешаю ключи на крючок, запираю дверь и скидываю растоптанные кеды. Со стороны кухни разносится какой‑то бряк, и я тут же иду туда. Мама стоит вполоборота к кухонной плите и, кажется, что‑то собирается готовить. Вот только кастрюля на огне абсолютно пуста, там нет ни воды, ни чего‑то съестного. По запаху гари и треску кастрюли такая картина держится уже достаточно давно.

– Мама, ну что ты опять делаешь?!

Подхожу к плите и с психом выключаю ее. Поворачиваюсь к маме, она выше меня примерно на пять сантиметров. Ее зрачки непомерно большие. Вот черт!

– Ты снова была у Хами?

– Зашла ненадолго, – говорит мама, смотря в окно.

– И что он дал тебе в этот раз?

Мама отводит взгляд в сторону и теперь гипнотизирует стену, на которой ничего нет.