Туман. Полное издание

– Ты идиотка или только притворяешься?

– Идиотка.

Келлер приподнимает бровь, а я вскидываю подбородок вверх. Не ожидал, да? Сама в шоке. Но видеть удивление на обычно безэмоциональном лице дорогого стоит.

– Давай листы и вали отсюда.

– Необязательно быть грубым.

– Отдай мне листы и уходи.

Вручаю ему уже изрядно помятую бумагу и быстро ретируюсь, но мне приходится пройти максимально близко к Келлеру, так как он ни на миллиметр не соизволил отодвинуться от двери. Успеваю почувствовать аромат его духов, и он мне не нравится.

Возвращаюсь в комнату и бросаю на кровать лист с правилами, после нас снова ведут есть. Затем свободное время, которое я блуждаю по коридорам. Вхожу в очередной коридор, тут таких блуждающих, как и я, вполне достаточно. Взгляд цепляется за светлые волосы, собранные в идеально ровную косу. Обходя людей, следую за девушкой, и я уверена, что это Лекса.

– Лекса? – окликаю ее я.

Сестра оборачивается, и я вижу на ее лице облегчение, но потом оно меняется на негодование.

Подхожу к ней и обнимаю, она слабо дотрагивается до моих плеч и в итоге отодвигает меня. Кажется, мы поменялись ролями. Дверь рядом с Лексой открывается, и оттуда выглядывает мама. Обнимаемся и входим в пустую комнату. Тут всего три односпальные кровати. Детская кроватка стоит в центре, внутри спит Габи, в углу расположены стол, три стула и два шкафа.

– Так у вас хоромы, – говорю я, испытываю невероятнейшее облегчение.

Они прошли медкабинет и даже умудрились захапать лучшие апартаменты, что я тут видела.

– Как ты? Они делали тебе больно? – спрашивает мама.

– Нет, все нормально. Вы как?

Лекса стоит, как каменное изваяние, сложив перед собой руки. Психолог бы сказал, что она закрыта к разговору. Ну и плевать, поговорю с мамой.

– Хорошо. Нам даже еду сюда приносят. Дали все необходимое для Габи, нам одежду и аптечку первой необходимости.

– Ого.

А мне дали одежду какого‑то мужика.

– Сколько у Лексы доз осталось?

– Две, – говорит мама. – Я попыталась узнать про медпункт или что‑то похожее, но безрезультатно.

Нужно сказать Оливии, что мы обманули всех.

– Кто такая Оливия?

– Она у нас тут вроде как главная, по всем вопросом обращаться нужно к ней, – отвечает мама.

– Нет. Если нас выставят отсюда, то мы умрем в первый же день. Я постараюсь сегодня устроиться к Доку, думаю, смогу найти лекарство в его закромах. Не может быть такого, что на военной базе нет нужного нам лекарства.

Лекса продолжает стоять и тактично делает вид, что меня не существует. Она дуется из‑за Зари. Ладно, пусть будет так. Мама раздумывает над моими словами и все же говорит:

– Но как только лекарство закончится, мы расскажем обо всем Оливии.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

Снова бросаю косой взгляд на Лексу. Мне жаль ее.

– Она переживает из‑за Зари, – шепотом говорит мама.

– Я тут и все слышу, – произносит Лекса и поворачивается к нам. – Мы даже не попытались.

Тут она права, мы не пытались.

– У нас не было выбора, – напоминаю я сестре, но ей до моих напоминаний нет никакого дела.

– У нас было время, чтобы вернуться, – настаивает она.

День близится к завершению, с самого первого горна со мной происходит какая‑то дичь. Я опаздываю в душ, ругаюсь с Келлером, получаю метку, меня высмеивают в столовой, предлагают стать инкубатором, очередная встреча с Келлером. Я морально истощена, и конфликтовать с Лексой я не хочу. Мне нужна та кроха сил, что еще во мне остались, чтобы получить работу у Дока.

– Я не буду с тобой спорить, что сделано, то сделано, – ровным тоном говорю я.

– Конечно же. В бар мы поехали, а за моим парнем нет.

– В бар? – спрашивает мама.

Прикрываю глаза и усмиряю желание придушить Лексу.

– Я там подрабатывала, – признаюсь я маме.

Больше нет смысла скрывать это. Бар был в другой жизни.

Мама никак это не комментирует, уходит к кроватке Габи. Собираюсь уходить, но Лекса сегодня неумолима.

– Зачем ты заставила нас лгать, что Габи мой ребенок? Теперь мне приходится постоянно делать то, чего я не умею. Могла бы сказать, что она твой ребе…

– Стоп! – кричу я, меня уже порядком раздражает, что сегодня все решили высказать мне свое недовольство. – Мы все подстроили так, что Габи твой ребенок, лишь бы ты гарантированно попала на судно. Я не всевидящая и не знала, что они заберут всех с того берега. Вдруг не хватило бы мест или еще что‑то?!

– Я этого не просила!

– Девочки, прекратите.

– Ты не просила, – спокойно повторяю я, и внутренности скручивает в узел.

Она не просила. Да только благодаря мне Лекса вообще жива. Злость вскипает во мне, но я стараюсь удержать этот поток и не поддаться на провокацию.

– Мне не нужна твоя забота, – говорит Лекса, но былого запала в ее голосе я больше не слышу.

– А мне нужна живая сестра, – тихо произношу я и отворачиваюсь.

Подхожу к Габи и смотрю на малышку. Она, выпучив глаза, наблюдает за мной. Прошу тебя, когда вырастешь, только не говори, что ты не просила спасения.

Дверь хлопает, оборачиваюсь, Лексы нет.

– Прости ее, как только нас сюда поместили, она сама не своя. Толком ничего не ест, плохо спит и мало со мной разговаривает, – говорит мама с грустью в голосе.

– Все нормально.

– Я знаю, что тебе обидно это слышать, но поверь мне, Лекса благодарна тебе, как и все мы.

Киваю и сажусь на соседнюю кровать.

– Почему их три?

Мама улыбается.