Туман. Полное издание

Я повторяю это десятки раз, но когда вижу, как еще двое белых везут какую‑то аппаратуру, то начинаю терять надежду. Не знаю, сколько проходит времени. Даже предположить не могу. В голове вата, а во рту привкус горечи.

– Моя девочка, – причитает мама и снова закрывает себе руками рот.

Подсаживаюсь к ней и обнимаю. Мама наклоняется мне на плечо, до боли сжимает мою руку и начинает плакать. У меня же слез нет. Но взамен их у меня есть одно из самых отвратительных чувств на свете – беспомощность.

Я ничего не могу сделать. Ничем не могу помочь.

Мама продолжает тихо ронять слезы, прохожие смотрят на нас, но я не обращаю на них внимания. Я не знаю ни одной молитвы, но сейчас я сочиняю свою и повторяю ее раз за разом. Снова и снова прошу Всевышнего спасти Лексу. Она еще так молода. Ведь ей только через две недели исполнится семнадцать. Она не может испытать такой боли и умереть. Это несправедливо. Она должна, обязана жить.

Когда выходит доктор Эмет, его лицо – маска скорби.

– Нет, – говорю я и сжимаю маму еще крепче.

Мама вскидывает голову и, увидев доктора, тут же начинает рыдать еще громче, это больше не тихий плач, это вой волчицы, у которой отняли ее волчонка.

– Что…

– Миссис Брукс, ваша дочь спит, ребенка мы сейчас заберем, с ним все в порядке, но мы должны провести все необходимые…

Дальше я доктора не слышу, упираюсь затылком в стену и, смотря в потолок, улыбаюсь.

Спасибо, Господи.

Лекса жива, ребенок тоже.

Поблагодарив всевышнего, снова возвращаюсь на землю.

– Нам пришлось сделать кесарево, вы сейчас очень нужны Алексии, ведь первое время ей просто необходима помощь, я не могу выделить вам людей, у нас их просто нет. Позже я напишу, какой уход нужен пациентке и малышу.

Доктора начинают выходить из комнаты, и я вижу на руках у ассистентки доктора Эмета слишком сильно замотанный комок.

– Подождите, – просит мама.

Девушка останавливается и с улыбкой открывает нам дверь в новый мир. Лицо ребенка. Вот черт, я думала, что они более милые. Розовый, скорее красный ребенок, сморщенный и не похож на тех, что показывали в рекламе подгузников.

– Какой милый, – говорит мама.

Кошусь на нее и понимаю, она действительно так считает.

Все уходят, а мы отправляемся к Лексе.

Сестра лежит на соседней кровати, которая застелена больничными простынями, кровать, на которой она лежала ранее, нужно будет сжечь, потому что смыть всю кровь с нее невозможно. Лекса лежит с закрытыми глазами. Лицо бледное и неумиротворенное, кажется, что она зла. Конечно, из нее только что вытащили ребенка. Из ее левой руки торчит катетер, к правой прицеплен какой‑то пикающий аппарат.

– Она молодец, – говорит мама и убирает прядь волос со лба сестры.

– Безусловно, – соглашаюсь я.

Вот и все, больше моя маленькая сестренка не является маленькой, теперь она мама настоящего, хоть и не самого красивого, но все же ребенка.

Позже приходит доктор и рассказывает маме, как заботиться о Лексе. Оставляет лекарство и все, что пригодится сестре, сообщает, что ребенка принесут только завтра. С ним все в порядке.

Я так и не дожидаюсь, когда Лекса проснется, ухожу за Габи, привожу ее и укладываю в постель. Отправляюсь к себе в комнату, понимая, что сегодня был один из самых странных дней в моей жизни. Я, черт возьми, стала тетей. Настоящей, взрослой тетей. Жесть.

Остаюсь в комнате какое‑то время, мои соседи приходят и уходят, а я все никак не могу прийти в себя. Больше никогда не подумаю о том, что Лекса слабая, она выдержала то, что я бы точно не пережила. Твою мать, да из нее только что вынули ребенка.

– Что с тобой? – спрашивает Кит.

Поднимаю взгляд от своих рук и только сейчас замечаю хмурого парня.

– Я стала тетей.

– Ты? Поздравляю, – без особого воодушевления говорит он, мнется пару мгновений и добавляет: – Так мы идем?

– Куда?

– Сегодня моя очередь, я хочу себе тигра.

Вот черт, я совсем забыла об этом.

– Да, конечно.

Поднимаюсь с кровати и направляюсь на этаж, где расположены спортивный зал и стрельбище. Именно там, в спортивном зале, за рингом находится неприметная дверь, которую в первые несколько раз я даже не замечала, а за нею хранится мое сердце, мое спокойствие и радость. Моя тату‑мастерская.

Добыть ее пришлось с трудом, а точнее, с новым шантажом с моей стороны. Келлер целых две недели футболил меня, но я была очень настойчивой. Я поклялась, что даже не задам ни единого вопроса по поводу его брата, а он найдет мне место для тату‑салона. Келлер сказал, что я идиотка, раз решила, что кому‑то сейчас это будет нужно. Он ошибся. Оказалось, что это нужно многим, и тем, кому я делаю тату, в большей степени, нежели мне. Самое популярное, что у меня просят, – это… даты. За эти несколько месяцев я набила огромное количество чисел, и за каждым из них кроется своя история, и в основном эта история грустная.

Вот дошла очередь и до Кита, он уже месяц ходит за мной и просит тату, но до сегодня я даже не знала, чего именно он желает. Тигр? Пусть будет он. Мне неважно, что делать, главное, на время забыть обо всем. Держа жужжащую машинку в руках, я забываю о том, что туман навсегда изменил наши жизни, я перестаю думать о последнем конфликте с мамой и Лексой, из головы улетучиваются все мысли об отце, который неизвестно где находится, и жив ли он вообще. Набивая тату, я представляю, что каморка на базе номер восемь – это моя бывшая мастерская в баре. Иногда я даже слышу, как в воображаемом баре идут дела, музыка, смех и запах табака. Но стоит очередному обладателю новой отметки на теле уйти, вся тяжесть измененной жизни снова обрушивается на мои плечи. Возвращаются переживание и злость на папу, натянутые отношения с мамой и сестрой тут же дают о себе знать, а зараженные и их черные тела машут мне руками в приветственном жесте на задворках моего сознания.

 

Конец ознакомительного фрагмента