Ты обязательно простишь
Все разговоры и размышления были прерваны появлением классного руководителя первого «Б», после приветствия устроившей перекличку, во время которой мамы, папы и бабушки впервые услышали фамилии тех, с кем им предстояло контактировать в ближайшие десять лет. Поскольку фамилия Яскевич стояла в самом конце списка, Екатерина Владимировна в ожидании, пока до неё дойдёт очередь, внимательно прислушивалась в надежде, что вот‑вот прозвучит знакомое имя, и её сомнения разрешатся. Хотя бы в одном. Наступил момент, когда и она произнесла «здесь», но мучивший её вопрос так и остался без ответа. Фамилии Вишнёвы, Зайцман, Карху ей ни о чём не говорили. «Как же я раньше не замечала… Ведь однажды мне уже показалось, что я слышу эти интонации: “Никогда больше так не делай”… Не может быть, чтобы я ошибалась, – думала Екатерина Владимировна. – Я должна была услышать его фамилию…» Она обернулась и встретилась взглядом с Азимом. На мгновение у неё возникло желание обсудить с ним свои догадки. «Нет. Вряд ли он так хорошо помнит то лето… Всё‑таки он был слишком мал, чтобы запомнить. Хотя и не по годам смышлён… – Яскевич мысленно вздохнула. – Да и какая теперь разница. “Иных уж нет, а те далече…” Беды, какие могли, уже случились. Не передаётся же проклятье по наследству, – она усмехнулась. – Впрочем, кто знает, кто знает. Надо будет дома всё обдумать».
* * *
1998
Антон попробовал сосредоточиться. Он уставился в окно, откуда некогда они с Анькой разглядывали Вольскую с её кошкой. Теперь в окнах напротив виднелись только тёмные, неопределённого цвета занавески. «Кто там теперь живёт?» – машинально подумал Антон и перевёл взгляд на гладкую стену. Коротенькое словечко «кто» послужило своего рода катализатором. Воспоминания просто забурлили. Вопрос «За что?» бился в голове, стучал, как дятел. Узнав причину, он узнает виновника. Он не сможет спокойно спать, да и жить, пока не найдёт ответы. Нельзя бесконечно подозревать всех и каждого. Антон решил рассуждать по порядку. Исключить сразу хотя бы одного не представлялось возможным. Когда с ним происходило нечто гадкое, рядом обязательно оказывались все четверо. На роду им, что ли, было написано провести всю жизнь вместе? Даже разные увлечения, профессии, семейное положение – ничто не смогло разъединить их пятёрку. Словно им надлежало выполнить какую‑то миссию. Было в этом нечто мистическое. Как тот человек за печкой. Антон улыбнулся и подумал: «Чует моё сердце, неспроста он являлся». Военного Антон видел всего несколько раз, но запомнил на всю жизнь. До чего же всё‑таки он был на кого‑то похож. Но на кого? Или это детское воображение искало в таинственном знакомые черты?
Мысли скакали, никак не желая выстраиваться в логический ряд. Антон ловил их, старался удержать, но они выскальзывали и, глумясь, показывая носы, исчезали. Приходилось снова хватать их, заключать в клетки из понятных, простых слов, откуда они уже не могли вырваться. Пойманные мысли дёргались, пытались протиснуться сквозь пустые ячейки, корчились и сокращались. Но это уже были не просто невнятные образы, а вполне чёткие сформулированные понятия. Их можно было рассматривать, изучать, выстраивать в предположения и приводить в порядок. Однако выводы всё равно получались неоднозначными. И Антон начинал всё сначала. Снова и снова вороша память, заглядывая в её очень отдалённые пласты, он старался анализировать события, поведение друзей, их реакции. От совсем малышовых историй в песочнице он перешёл к школьным происшествиям. Да. В той истории речь шла уже не о мелкой пакости, а о маленькой подлости.
Это случилось около двадцати лет назад, ещё в пору их октябрятства.
* * *
1978
Компания была не разлей вода и состояла как раз из пяти человек. Поэтому, когда в первом классе всех приняли в октябрята и делили на звёздочки, учительница мудро решила: раз они и так всё делают вместе, то и общественные поручения будут выполнять успешнее, если их не разлучать. Командиром, конечно, была назначена Анька – аккуратистка и отличница с задатками лидера. Наилька из‑за своей любви ко всему живому стал цветоводом. Ему доверили поливать имевшиеся в классе растения. Это было верное решение. Развешанная по стенам чахлая зелень под руками Наиля вдруг ожила, налилась соком, заблестела, и даже капризные фиалки, что было уже совершенно невероятно, принялись цвести круглый год. Дотошного, пытливого Мишку назначили библиотекарем. Понималось это назначение так: Мишка брал в школьной библиотеке необходимые по программе книжки на всю звёздочку, раздавал, читал сам и требовал того же от других. Потом все обменивались книгами до тех пор, пока круг чтения не замыкался. Мишка относился к поручению серьёзно, требовал от друзей изучения выданной литературы, чем доводил непоседливого Андрюшку до белого каления. Между ними даже пару раз случались драки из‑за непрочитанных рассказов. Но Мишка умел добиваться своего. В отличие от Аньки, он брал не авторитетом, а занудством. Антошка удостоился чести быть политинформатором. В обязанность ему вменялось изучение «Ленинских искр» и пересказ статей своим товарищам. Занятия эти он не любил и выполнял спустя рукава. Отказаться от проведения политинформаций он не смел, поскольку это считалось делом почти государственной важности. Кроме того, у него имелась персональная надсмотрщица в лице Аньки, которая и дома не давала ему покоя. Антошка мучился, но раз в месяц, в очередь с другими политинформаторами, выступал перед классом. Его свободолюбивая натура тихо страдала. Андрюшка, как наиболее порывистый и неспособный на планомерный труд, получил самую безответственную должность санитара и раз в день проверял у друзей чистоту рук и длину ногтей. Поскольку у него самого руки регулярно оказывались то в чернильных пятнах, то просто немытыми, постольку и других он осматривал не очень‑то внимательно.