Уральское эхо
– Там находится химический завод, в котором фабрикуют изделия из платины, – остановил приятеля Лыков. – Думаешь, это просто совпадение?
– В такие совпадения я не верю, – ответил Филиппов. – Ты прав, надо поковыряться в этом деле. Неужто и здесь наследили наши пермяки?
– Скорее они екатеринбуржцы, – поправил коллегу Алексей Николаевич. – Не съездить ли мне туда? Уездный город, а такими делами в нем занимаются…
Начальники поручили дело подчиненным. Тентелева деревня числилась в Московской волости Петербургского уезда, в пределах Петергофского пригородного участка. Туда поехали Кренев и Азвестопуло. Перед этим у Лыкова вышел с помощником серьезный разговор. Пока Сергей был в отпуске, разразился скандал. Каранданис, содержатель кухмистерской на Казанской, 26, пожаловался градоначальнику, что у него вымогают деньги в обмен на защиту от санитарного надзора. И делают это два грека – помощник пристава Второго участка Казанской части штабс‑капитан Лагорио и коллежский асессор из Департамента полиции Азвестопуло. Заявление было серьезное; если бы обвинение подтвердилось, виновных ждало бы отчисление от должности по третьему пункту[1].
Помощник сперва взвился: где он и где санитарный надзор? Потом стал возмущаться, как это грек на грека может возвести такую напраслину. Алексей Николаевич настаивал. Он чувствовал, что Сергей темнит, что он действительно вымогал. Уж очень это в характере Азвестопуло. Если можно сжульничать по мелочи, тот своей выгоды не упустит. Не раз уже шеф ловил своего помощника на темных делишках, на грани дозволенного. Но этот случай превосходил предыдущие.
– Ты хоть понимаешь, что вылетишь со службы? А как меня подведешь, если слова Каранданиса окажутся правдой? Во‑первых, стыда не оберешься. А во‐вторых, с кем я тут останусь? Столько в тебя вложил, научил, воспитал. Преемника себе растил. И что?
Азвестопуло пробовал было завести старую песню «у нас лесных имений нет», но шеф смотрел так, что помощник сник. Он скинул маску гаера и сказал, глядя в пол:
– Прошу меня простить. Больше не повторится. Клянусь!
Алексей Николаевич вспомнил все, что связывало его с Сергеем, и смягчился. Лично он помощника быстро простил. Но как быть с делом? Ему дали официальный ход, и теперь кухмистер просто так не замолчит. Прокурор открыл предварительное следствие. Маклаков[2], как следовало по закону, тут же назначил служебное дознание. Колесо Фемиды завертелось.
Первым делом Лыков обратился к директору департамента. Белецкий выслушал его и сказал: мои фонды наверху упали, иди и договаривайся сам. Нужные бумаги я подпишу.
Алексей Николаевич записался на прием к товарищу министра внутренних дел, заведующему полицией генерал‑майору Джунковскому и честно изложил ему ситуацию. Да, его помощник провинился. Молодой, нищий, да еще грек – решил помочь соотечественнику за мзду. Дальше разговора дело не пошло, но разговор был. При желании можно назвать это вымогательством и выгнать человека. Но вот стоит ли? Опытный и битый, несмотря на молодость. Контузия и два ранения, орден за храбрость, маленькие детки… Оступился, бывает. Но лучше бы простить. Сергей божится, что больше такого не будет никогда. Он, Лыков, просит замять дело и оставить помощника на службе под его, Алексея Николаевича, личную ответственность. Если, не дай Бог, случится рецидив – они вместе уйдут.
Джунковский сразу понял, что теперь у него есть хороший крючок, чтобы зацепить Лыкова и долго не отпускать. Заставить отработать долг, например. Иметь в дебиторах лучшего сыщика министерства – это не пустяк. Может завтра пригодиться. А взамен всего ничего – отвести подозрение от его помощника. И Владимир Федорович сказал:
– Хорошо, я помогу. Под вашу ответственность!
– Буду весьма обязан, ваше превосходительство.
– Вот‑вот, не забывайте этих слов. Мы поступим так…
По закону, если открывалось предварительное следствие по делу чиновника, его начальство начинало собственное внутреннее дознание. И если не находило вины подчиненного, то вправе было отказать прокурору в продолжении следствия. Тогда обвинение могло либо биться дальше, оспаривая решение оппонента в Сенате, либо согласиться и закрыть следствие. Джунковский пояснил сыщику:
– Щегловитов вместе с нашим министром и Сухомлиновым[3] создал в правительстве блок. И выступают заедино против своих политических противников. Не станет Ванька Каин[4] ссориться с Николаем Алексеевичем из‑за какого‑то там коллежского асессора. Я поговорю с министром. Думаю, мы отобьем вашего грека. Но…
– Владимир Федорович, все, что будет в моих силах!
– Ну‑ну. И вообще, приглядывайте лучше за своим помощником. То его найдут без штанов у трупа шлюхи[5], то он взятки вымогает…
Джунковский встал:
– Скоро доклад у министра. Телефонируйте мне напрямую через три часа.
– Слушаюсь. И благодарю.
Ближайшие три часа Лыков с Азвестопуло провели как на иголках. Затем статский советник пошел к секретарю товарища министра Сенько‑Поповскому. Умный и доброжелательный, тот со всеми поддерживал хорошие отношения. Леонид Андреевич, увидев сыщика, молча протянул ему лист бумаги. Это оказалось отношение министра внутренних дел на имя министра юстиции. В нем Маклаков извещал Щегловитова, что проведенное им служебное дознание не подтвердило вину коллежского асессора Азвестопуло. И министр не дает согласия на предварительное в отношении подозреваемого следствие.
Дав статскому советнику дочитать документ до конца, Сенько‑Поповский сообщил:
– Это не все. Владимир Федорович велел вам передать, что Щегловитов устно согласился прекратить следствие. Завтра об том будет документ за его подписью. Так что передайте Сергею Маноловичу мои поздравления. Не сомневаюсь, что обвинение было ложным.
На этих словах секретарь приятельски подмигнул Лыкову. Мол, ложным или нет, теперь кому какое дело?
[1] Без прошения, по решению начальства (с лишением выслуги, пенсии и права впредь поступать на государственную службу).
[2] Маклаков Николай Алексеевич – министр внутренних дел.
[3] Щегловитов Иван Григорьевич – министр юстиции, Сухомлинов Владимир Александрович – военный министр.
[4] Ванька Каин – прозвище Щегловитова.
[5] См. книгу «В отсутствие начальства».
