Дотла
Глава 3. Тёмные игры.
Вика.
Настоящее
Ночь была долгой. Стас несколько раз просыпался, резко вскакивая и пытаясь привести дыхание в норму. Ему снились кошмары. Прозвучит дико, но есть что‑то сексуальное в том, как сильный и властный парень страдает: он был так уязвим, разбит и без всякой бравады позволял мне видеть его слабость. Он доверял мне, хоть и мог сделать очень больно, нуждался во мне, как ребёнок, позволяя стирать его слёзы поцелуями, гладить его по голове, как маленького мальчика, и укладывать спать после страшного сна. Конечно, я не стала поднимать тему наших отношений – я просто была рядом. Я очень хорошо знала, как много для него значил брат, не говоря уже о том, что для меня Дэн тоже был хорошим другом.
Утром я просыпаюсь одна, на столе – завтрак из ближайшей кофейни, в которую, как правило, ходят только мажоры нашего университета. Я проверяю телефон: «Спасибо, что помогла пережить эту ночь. Люблю тебя, малыш».
«Малыш», «люблю» ― всё это так на него не похоже. Я вообще не помню, чтобы он признавался мне в любви. Возможно, он был из тех, кто не придаёт подобным словам большого значения, ведь всё и так понятно, зачем воздух сотрясать? Но почему именно сейчас? Это расплата за то, что позволил быть себе слабым, или он правда так чувствует? Если второе, то я… чёрт, да я поплыла, как мороженое в июньскую жару, ведь до моего решения с ним расстаться я очень ждала этих слов. Ещё вчера я собиралась всё закончить, а теперь одно сообщение ― и готова бежать к нему в объятия.
Денис. Его больше нет. Эта мысль заставляет меня устыдиться романтических мечтаний. Мой парень потерял брата, я ― друга, а моя подруга… Боже, Эмма! Она же потеряла любимого человека. Понимаю, что не имею права сейчас все усложнять еще больше. Мне нужно найти свою подругу и поддержать её.
***
– Эмма! ― Я встречаю её в коридоре и, не раздумывая, бросаюсь на шею. ― Мне так жаль!
Она не обнимает меня в ответ, вообще не проявляет ни единой эмоции – просто смотрит на меня, будто на памятник.
– Вика, мне пора на пару, давай. ― Она холодно отстраняется и плетётся следом за группой.
– Эм, если нужно поговорить…
– Я знаю, забудь! ― резко кидает она, даже не обернувшись и не выразив ни капли страдания. Все, конечно, скорбят по‑своему, она, видимо, выбрала позицию камня, заперла все чувства внутри себя. Позволяю оттолкнуть ей себя, дать время. Вероятно, она ещё не готова поговорить о случившемся.
После пар я жду Стаса у его корпуса, но, когда выходит его группа, понимаю, что его среди них нет. Он перестал ходить на пары? Я достаю телефон и пишу сообщение: «Привет, ты где? Я могу чем‑то помочь?»
На этот раз ответ приходит мгновенно:
«Привет, заеду за тобой через пару часов, где будешь?»
«В мастерской».
«Ок, целую».
Уязвимость делает людей слабыми или настоящими? Я всегда думала: случись у Стаса какие‑то серьёзные проблемы, он просто взбесится и сожжёт мир к чертям собачьим. Обычно он заводился по каждому пустяку, устраивал сцену ревности на ровном месте, а тут… Тут он потерял брата, но не вламывается в мастерскую, не берёт меня со всей дури на подоконнике, чтобы забыться, а аккуратно подкрадывается и спокойно задает вопрос:
– Ты готова? ― Стас проходит вглубь мастерскую, где я одиноко рисую на мольберте фигуру обнажённой девушки. ― У тебя хорошо получается. ― Комментирует, заходит за мою спину и утыкается лицом в волосы.
– Спасибо, ты никогда раньше этого не говорил.
– А зачем? И так понятно: ты талантлива, а я был слишком занят своим эго, чтобы это признать.
– Был? Что изменилось? ― Я разворачиваюсь к нему.
Удивление, страх, трепет, уязвимость ― весь спектр эмоций обрушивается на меня.
– Прости, понятно, что… ― Я опускаю глаза и хочу повернуться обратно, но он удерживает меня за подбородок, нежно касаясь пальцами.
– Не извиняйся. ― Стас внимательно всматривается в моё лицо, чуть сдвинув брови. Его большой палец оттягивает край моей губы как раз там, где ещё остался небольшой рубец от его удара. Он понял, откуда этот шрам – и в его глазах просыпается яростное осознание. Они будто спрашивают меня: «Это сделал я?»
Сожалеет ли он? Как же я хочу, чтобы он сожалел и правда никогда‑никогда больше себе такого не позволит! Вот только я знаю, что именно так все жертвы насилия и думают и каждый раз ошибаются.
– Стас…
– Иди сюда. ― Он накрывает мои губы поцелуем так, будто делает это впервые.
Всё с той ночи у нас было словно впервые. Он нежно изучает, едва касаясь, потом его язык проникает мне в рот и вырисовывает плавные линии. Воздух заканчивается. Его руки обхватывают моё лицо, пальцы зарываются в волосы. Поцелуй становится настойчивее. Стас подхватывает меня со стула и усаживает к себе на бёдра, плавно перемещаясь по мастерской в поисках места, куда меня посадить.
– Стас, кто‑нибудь может войти…
– Да, и это буду я, ― шепчет в губы, плавно пробираясь руками под свитер.
Он с таким голодом мнёт моё тело, нетерпеливо покрывает поцелуями шею, будто впервые видит. Или это его способ забыть о брате? Я отвечаю ему, плюю на все свои обещания расстаться с ним и позволяю взять меня так, как он любит: грубо, внезапно, опасно.
– Прости, ― Стас резко отстраняется, будто только что пришёл в себя после наваждения ― Ты… Прости, я не должен был… не… не здесь.
– Не здесь? ― Я удивлённо вскидываю бровь: когда его останавливала локация, где мы займёмся сексом, тем более он уже пару раз набрасывался на меня в присутствии гипсовой головы Давида и трахал под строгими взглядами рисованных лиц.
– Да, ты права, я… я зашёл просто поздороваться.
– Поздороваться?
– Да, спросить: как ты? Я вчера был не в себе, хотел бы извиниться, что вывалил на тебя всё своё дерьмо.
Не понимаю, он извиняется за то, что пришёл оплакивать брата, или за ночь, когда впервые ударил меня?
– Что произошло? ― тихо спрашиваю, надеясь получить более развёрнутый ответ, чем вчера.
– Эм… машина… было темно, дождь лупил, гру… грузовик вылетел из ниоткуда и… ― Он больше не может вымолвить ни слова. Вижу, как ему тяжело об этом рассказывать, – боль буквально стягивает его горло невидимой петлёй.
– О, боже! ― прикрываю рот ладонями. ― Когда это случилось?
– В четверг, ― отрезает Стас.
В тот самый день, когда я выставила его за дверь. Но если так, почему он сразу не пришёл ко мне? Столько времени прошло, а он просто исчез. Неужели думал, что я не смогу разделить с ним его горе? Или он не пришёл, потому что…
