Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 3
– Галя, тебе мои родители заняли деньги по твоей же просьбе, и ты за это винишь мою маму? Однако это абсурд!
– Твоя мама, конечно же, потребует с меня долг, чтобы я оплатила твой путь в Бельгию, а где мне их взять?
– Галя, подожди, а я сама, лично, просила или прошу у тебя родительские деньги?.. Так если нет, то ответь мне честно на мой вопрос: ты бы дала мне деньги, если бы их имела?
– Конечно, я бы дала.
– Тогда считай, что ты мне их уже отдала. Хорошо? И больше не будем к этой теме возвращаться, давай жить дружно!
Наступила примиренческая пауза. В этот момент на глазах Веры и Юрика что‑то случилось с Галиной. Она вдруг горько расплакалась, как обиженный на всех взрослых подросток. Юра принёс маме стакан воды, а Вера и сама не знала, что ей надо делать, она виновато смотрела на рыдающую женщину и молчала. Потом Галя вытерла слёзки, прилично высморкалась в платочек и начала говорить о своей жизни.
Вера слушала историю золовки и удивлялась своей слепоте, ведь она и не заметила в суете лет драму, которая происходила у неё под носом, быть в семье нелюбимой дочерью и врагу не пожелаешь. Отрывки из рассказа Галины долго звучали в её памяти, требуя осмысления.
– Верочка, пойми, что я не со зла всё это сказала. Даже сейчас, через столько лет моего замужества моя мама продолжает решать за меня, что мне делать, а что не делать, я не могу пойти против… В первую очередь я вынуждена заботиться о своей собственной маме. Если что‑то происходит не по её воле, то она грозится умереть, у неё ведь слабое здоровье, то давление поднимется, то случится приступ стенокардии. Думаешь, легко жить на два дома… Вера, мне стыдно глядеть твоей маме в глаза за то, что я до сих пор не отдала им свой долг, ведь они мне поверили и последние сбережения отдали.
Вера искренне сочувствовала своей снохе и покинула дом брата в упадке душевных сил, словно ей пришлось покопаться в чужом белье, требующем стирки.
Но время не обращало внимания на Верины переживания, оно так быстро мчалось вперёд, что на долгие раздумья его не оставалось.
Катя успешно окончила школу. Как сказала её классная руководительница, что успеха на выпускных экзаменах приехавшей из деревни Лебедевой никто из педагогов не ожидал, поэтому заслуженную почётную грамоту для неё не успели заказать.
Для получения аттестата зрелости Катя вышла на подиум в чёрном длинном платье при фирменном макияже, который преобразил не только выпускницу, но и её маму, ибо за их парадный вид отвечала Галина, семейный специалист по классической красоте.
После выпускного вечера Вера с дочерью переехали из Гурьевска в посёлок Прибрежный и поселились в комнате одного из корпусов психиатрической больницы, где Вере предстояло работать педиатром в поликлинике.
Переездные хлопоты заключались в доставке на место нового жительства телевизора, узла с постельным бельём, одного чемодана с книгами и двух чемоданов с личным имуществом самой Веры и её дочери.
Вход и выход из этого закрытого больничного городка был охраняем.
Настал день приезда мамы с детьми в Калининград.
Вера с Катей прибыли на вокзал загодя, чтобы встретить бабушку с детьми непосредственно у вагона, номера которого никто из них не знал. Первой увидела маму Вера, которая обняла её так крепко, словно хотела защитить от всех бед. Потом она раскрыла свои объятия для Танюши, доченька светилась радостью, закрыла от счастья глаза и трепетно прижалась к её груди.
Девочка вытянулась, похорошела, её распущенные по плечам волосы переливались золотом в свете заходящего солнца. Тут Вера уже не сдерживала слёз, а удивлялась, как она выдержала столь долгую разлуку с детьми! Обнимая девочку, Вера увидела за её спиной мальчика с сиротливым выражением на лице, и внезапное сомнение прокралось в её сердце: «Этот толстый лысый крепыш не мой ли сын Витюша?»
В знакомых тёмно‑карих глазах сына стоял страх быть не узнанным мамой. Внезапно женщину охватило острое чувство жалости к своему малышу, а слёзы уже рекой лились по её щекам. Это были слёзы любви и слёзы раскаяния, ведь она сама обрекла детей на страдания и разлуку, а теперь вновь их обрела.
Витя не мог даже пошевелиться, чтобы не спугнуть чудесное видение, когда на перроне появилась мама, она была ещё красивее, чем прежде, красивее богини Венеры, только не в белых одеждах, а в своём кожаном плаще. Мальчик никак не мог решиться войти под её добрый покров, он стеснялся прижаться к ней, как делал это раньше, потому что чувствовал себя уже достаточно взрослым мужчиной, хотя страх вновь потерять маму и её любовь навсегда поселился в его сердце.
Вера подошла к сыну сама, она нежно провела рукой по его коротко подстриженным волосам, а потом прижала к себе негнущееся тело ребёнка и замерла от ощутимой Божьей милости, сошедшей на неё. Витя медленно высунул руку из кармана брюк и осторожно положил свою горячую ладошку на материнское плечо.
– Мама, нашего Витю в школе называли лысым панком.
Но Таню перебила подоспевшая Катюша, опять начались поцелуи и объятия. Радость встречи детей с их мамой переполнила сердце Риммы, хотя оно уже горевало от предстоящей разлуки с ними, но она не проронила ни одной слезинки.
Семья воссоединилась, но её будущее благополучие по воде вилами было писано. Вера привезла маму и детей в просторную комнату, которая была на самом деле палатой на четверых пациентов психиатрической больницы. На ночь Катя улеглась на больничную кровать, Таня с Витей устроились спать на полу, а Вера и Римма разместились на двух диванах. Когда весёлый шёпот детворы сменился на их сонное дыхание и в тёмной комнате наступила тишина, то тревога, а вернее сказать, паника, полностью овладела сознанием и телом Веры.
Как она могла признаться маме в первый день её приезда, что затея отправиться с детьми в Бельгию потерпела крах?
На днях она получила от бывшего мужа письменное разрешение на вывоз детей за границу, которое было написано от руки, где Женя разрешал ей, как матери, увезти детей в Бельгию на постоянное место жительства. С таким письмом визу Вере заведомо не получить! Оставалось одно, нищенствовать в Калининграде!!! Но даже грядущая нищета не могла заставить Веру вновь разлучиться с детьми. Осознание того, что она безумна, кружило голову, как на карусели.
«Безумству храбрых поём мы песню!» Эти знаменитые строки Горького уже потеряли силу вдохновлять бывшую комсомолку на подвиги. От безысходности Вера чувствовала, как её тело катастрофически быстро теряло вес и при этом стало медленно подниматься над диваном, но виртуальная невесомость не приносила облегчение. Какое‑то время она чувствовала не только парение тела, но и абсолютную пустоту в голове. Теперь ей оставалось только перестать дышать, и… вдруг послышался тихий шёпот с дивана, где лежала мама. Этот шёпот прерывался шумными вздохами.
Вере тут же подумалось, что и с её мамой творится что‑то неладное.
– Уж не колдует ли моя мама по ночам?
Эта мысль была неприятна, но от маминого бормотания Верино тело вновь приобрело тяжесть и опустилось на постель.
