Волчий сон
Надя радостно приветствовала охотников. Все они давно уже знали друг друга. Шутя и иногда разбавляя шутки «солеными» словечками, охотники тщательно сметали с обуви снег, громко топая, проходили в хату по приглашению засуетившейся Нади. В доме пахло теплом и уютом так, как может пахнуть только в белорусских аккуратных деревенских хатах: протопленной печью, испеченными блинами, поджаренным зерном, настоявшейся брагой и, конечно же, чем‑то еще неповторимым и таким домашним – и в каждом доме по‑своему. Степенно развязывая свои рюкзаки, поставив в дальний угол ружья, в сенцах над тазом ополоснув лицо и руки из медного умывальника холоднющей колодезной водой, охотники усаживались за большой стол, стоявший в передней части избы, являющейся же одновременно и кухней. Тут же Надя, включив газ, проворно разогрела сковороды и чугунки. Гриша полез в погреб за «ягодами и капустой», но Надя зорко следила в окошко – сколько он принесет этих «яблок». Обычно в трехлитровую банку шесть охотников, с их же слов, «вмещались», хотя «кое‑что» привозили еще и с собой. Добросовестно рассчитывались утром с Надей через шофера, потому что у них она деньги никогда не брала. А вот Димка шофер – свой человек, деревенский, и собранные охотниками деньги «за ночлег», а это значит, за самогон, она брала у шофера, не особо смущаясь и не стесняясь. Конечно же – это была выгодная сделка для обеих сторон. Высокого качества, хлебный и экологически чистый «натурпродукт», намного приятнее и вкуснее во всех отношениях всего остального спиртного. Да еще и под такую закуску, что обычно, вроде и на скорую руку, выставляла Надя на стол: тонко порезанные бруски сала с толстыми прослойками мяса, кусок вяленого окорока, пару колец домашней колбасы, пожаренной на сковороде, горячая отварная, дымящаяся паром рассыпчатая картошка, бочковые огурчики, грибы маринованные, блины, домашняя сметана, моченая антоновка – это, как правило, обычный ужин для запоздалых путников. По праздникам или, если охотники останавливались на несколько суток или на два выходных, Надя топила баню и, конечно же, готовила праздничный стол. А этот стол был всегда щедрым, изысканным и богатым: и приготовленные в чугунке индюк или дичь, добытая на охоте, и вареники с картошкой, заправленные салом и луком, и голубцы, величиной с Надин кулак, а он у ней был больше, чем у Гришки, и сальтисон с печенью, и рулет из «подчаровка» с тмином, и копченая или вяленая полендвица – все это Надя выставляла щедро, от души, но только, конечно, для своих охотников, ставших уже родными и близкими. Они же, зная гостеприимство Нади, везли из города и им подарки, кто что мог: мешок сахара, мешок пшеничной муки, дрожжи, копченую рыбу (это был любимый деликатес Нади в ее лесной глуши), конечно же, конфеты. И все знали, но делали вид, что это тайна – привозили Наде причудливые заморские ликеры в красивых и затейливых форм бутылках. Кроме того, находясь на охоте или специально договорившись в другие дни, самая близкая к семье этого хутора часть охотников приезжала к Наде и Грише по осени помочь управиться с урожаем. И сенокосы, и уборка картофеля, и уборка свеклы, зерновых – все происходило вручную. А из детей на помощь в это время, как обычно, приехать было некому – «делов много, времени нет» и т. д. Надя с благодарностью принимала помощь охотников и поэтому не жалела для них своих разносолов, от души щедро потчуя старых друзей, при этом благодарно принимая и проворно пряча привезенные подарки – под стыдливое бормотание Гришки.
Зажгли две керосиновые лампы в передней части хаты, постелили военные матрацы на полу во второй, «спальной» части дома. Установив на припечке обувь, расстелив на полатях куртки и фуфайки, достав из рюкзаков термоса, чтобы утром заполнить их чаем на травах, приготовленным Надей «на зимнюю дорожку», охотники уселись за стол. На дворе день уже давно закончился – было морозно и темно, а в доме же уютно, шумно, накурено. Пир, как и всегда, продолжался до полуночи. Все знали, что в пять утра вставать, но уют, гостеприимство, хорошая закуска и отменная хлебная самогонка, уже не раз проверенная «в деле», не оставляли сомнений, что уже через пять часов, встав, умывшись холодной водой или растеревшись снегом, позавтракав картошечкой с капустным рассолом или просто кислым молоком, запив все чаем со зверобоем, они будут в полной готовности к предстоящему нелегкому дню. Так было и в этот раз: заполночь Надя убрала со стола, а из второй половины уже доносился храп и сопение спящих мужиков‑охотников. Николай всегда спал на печке. Надя это знала и не позволяла занять это место на ночь каким‑нибудь даже именитым гостям: будь то генералы или банкиры, с которыми иногда Николай приезжал на хутор отдохнуть и поохотиться, или будь то кто‑то из «своих», пытавшихся втихаря разместиться у плетенок с луком и грибами на теплых кирпичах. С первого дня знакомства, а прошло уже не менее десяти лет, Николай всегда спал на печке. Для этого Надя ничего специально не готовила, только сдвигала в сторону сушившиеся лучины для растопки печи или сушащееся пророщенное зерно, стелила старый кожух[1], поверх которого стелила чистую подстилку–дерюгу, ну и чистую подушку. Она знала, что Николай всегда уходил отдыхать чуть раньше остальных, но и вставал он почти всегда вместе с ней в любое время года. Так было и в этот раз. Убирая посуду, Надя слышала его дыхание, ровное и спокойное, сквозь не задвинутую им занавеску были видны босые ступни ног. Как всегда, он забыл поставить сушить свою обувь, и Надя, вздохнув, взяла резиновые сапоги, вытянула стельки и поставила обувь в углубление печи, где хранились лучинки для растопки…
Утром, быстренько позавтракав, собравшись еще затемно, охотники выехали к окладу.
* * *
[1] Кожух (разг. бел.) – теплая шуба типа тулупа из выделанной овчины, мехом внутрь.
