Волчий сон

Выстрел в окладе прозвучал, как всегда, неожиданно; затем сразу же – второй. Николай по звуку определил, кто стрелял. «Этот не должен смазать». Через пять минут – вновь два выстрела, но уже в другой стороне. «Пошла жара», – подумал Николай, ежась в бушлате и внимательно вслушиваясь в сонную тишину леса. Через полчаса еще два выстрела прозвучали почти одновременно, но в разных местах. Стало зябко, Николай поежился, хотел уже встать со своего насиженного места, но, решив еще посидеть чуток, снял руки с ружья и засунул их наперекрест за пазуху – погреть на минутку. Что‑то тихо зашелестело за спиной. Николай повернул голову – и волосы под шапкой у него зашевелились. Метрах в пяти у него за спиной стоял волк и прямо смотрел ему в глаза, не моргая и не шевелясь. Николай понял, что перехватить оружие он не успеет, да и ничего не успеет он сделать, сидя спиной к волку с ружьем, лежащим на коленях и с руками за пазухой. Медленно стал освобождать руки – волк оскалил зубы, прижал уши и, было видно, приготовился к прыжку. Стало жарко по‑настоящему. Липкий пот появился капельками на лбу. «Нож в чехле на поясе. Спрыгнуть в сторону – невозможно. Если бросится – выстрелить не успею. Нож достать – тоже. Надо не шевелиться», – подумал Николай.

Не своим, каким‑то хриплым и чужим голосом произнес вслух, глядя волку в глаза:

– Ну что? Что смотришь? Иди‑ка ты отсюда – пока не поздно!

Волк даже не шевельнулся, но лишь еще больше оскалил клыки. Показалось, что они смотрели друг другу в глаза целую вечность, молча и напряженно. Оскал у волка постепенно исчезал. Неожиданно, резким скачком в сторону под елку волк исчез как наваждение. Николай, не шевелясь, смотрел на снег, где только что стоял хищник, пот продолжал стекать по лбу и спине, а он сидел, словно загипнотизированный. Почувствовав, что задрожали колени, медленно встал, взял в руки ружье, зачем‑то проверил патроны с картечью в патроннике, закурил, нарушая самую строгую инструкцию своего же инструктажа. Выкурив сигарету, обошел елку, под которой скрылся волк, нашел за ней следы. Оказалось, что волк подходил к нему сзади по его же следам бесшумно и тихо, так, что Николай не слышал его до последнего мгновения. Крупные, в два волчьих корпуса прыжки по снегу вели прямо к флажкам. Николай пошел по следам и, дойдя до флажков, остолбенел. Справа под флажки уходили следы еще двух волков, а его волк уходил уже по их следам под флажками, в этом месте почему‑то приподнятыми. Присмотревшись, понял, что утром лапы елок зацепили руками охотники, снег с них опал, и сами лапы, освободившись от груза, выпрямились и приподняли собою флажки. Пока один волк держал Николая «в заложниках», два других ушли под флажки, а за ним следом ушел и матерый хищник. Приглядываясь к следам, Николай прошел несколько метров и, выматерившись, застонал. Его караулила волчица, а в это время раненый волк и переярок на махах ушли под флажками, и уже за ними след в след ушла и волчица. Изумленный и ошарашенный, Николай в бешенстве стал громко ругаться, опять закурил, зачем‑то подергал флажки, вернулся к злополучному пню, опять посмотрел на следы. Да, возле него стояла волчица, а матерый волк спокойно в это время ушел сам, увел волчонка и «пробил» дорогу волчице. Следы уводили в болото, а за болотом пойма и река. Сматывать флажки и организовывать погоню было бессмысленно. До моста через реку было километров тридцать в одну сторону. Раненый волк, судя по следам, припадал на одну ногу, но прыжки на целый корпус говорили о том, что рана не смертельная – волк был еще силен.

Обойдя весь оклад по квартальным линиям, Николай по очереди подходил к номерам. Счастливые охотники показывали трофеи: трое волков были добыты, лежали в снегу в разных позах: как настигала их горячая картечь. Можно было сматывать флажки, распить настывшую в холодной машине водку, горячо обсуждая прошедший день. Но радости на душе не было. В мыслях у Николая стояли желто‑зеленые, немигающие, спокойные глаза волчицы – в них не было ни грамма страха, беспокойства или угрозы. Лишь оскаленные клыки и прижатые уши говорили о намерениях. Волчица словно хотела показать ему, чтоб не вздумал шевелиться или нападать первым. И ушла, словно испарилась, бесшумной серой тенью по глубокому снегу. Когда приехали к Гришкиному хутору, солнце уже скрылось за верхушками деревьев. Баня была истоплена, из закрытой заслонкой печи доносились вкусные запахи, охотники оживленно делились впечатлениями. Лишь Николай больше молчал, сопел, а потом и вовсе сказал водителю, что сегодня машину он поведет сам, поэтому тот может «расслабиться» за столом. Эти немигающие упрямые, смелые и уверенные глаза волчицы напоминали ему глаза родного для него человека – его жены, и от какой‑то новой, пока еще несформулированной, несформировавшейся, но уже поселившейся где‑то в глубине подсознания мысли или даже ощущения, он никак не мог прийти в себя…

 

 

Глава 2

 

Стоя в умывальнике, Николай курил, когда из туалета вышел один из «пришибленных по голове» – Андрей, и прямиком, не вымыв руки, пошел по продолу. По заведенной на усиленном режиме традиции, побывав в туалете, необходимо обязательно вымыть руки, если ты не черт, или не опущенный. Андрей – бывший спецназовец, отсидевший уже больше пяти лет за двойное убийство, страдал какой‑то степенью шизофрении, давно похерил многие арестантские законы, понятия и традиции зоны. Ему это сходило с рук до поры до времени, учитывая «мокрую» статью и демонов в голове. Совсем не выспавшийся, Николай бросил вдогонку

– Эй ты, мужик, иди‑ка ты руки вымой, не будь чертилой.

– Сам чертила, пошел ты…, – не задумываясь о последствиях, бросил Андрей и пошел дальше.

– Стой. Что ты сказал? – Николай быстрым шагом ринулся к Андрею.

– Я сказал – пошел ты, пока тебя я сам туда не сводил, – Андрей остановился и уперся своими бычьими глазами в Николая. – Иди лучше своему богу молись, пока еще живой…