Волчий сон
– Да ну нафиг! Че, совсем обурел баландер[1] – место нашел для выяснения отношений? Не может такого быть!
– Да вроде как кум или кантрики его там и спалили[2].
Леха спал, поинтересоваться у него не было возможности. Да и время было уже позднее.
– Пошли, Петруха, курнем, – предложил цыгану.
– Да не время, Коляныч, здесь по расписанию курить надо!
– Да ну, что, опять режим?
– Да я пробовал что‑то сделать – бесполезно, только себе давление поднял. Суки санитары тут же начмеду стучат.
Николай встал, слез со шконаря, взял пачку «Минска» и пошел на выход. Дверь была заперта на ключ, через стекло с другой стороны смотрел и улыбался дневальный‑санитар.
– Открой, курить иду.
– Еще пять минут. Не положено.
– Открой, сволочь, ты что, ментовское здесь навязываешь, гнида, – прорычал Николай.
– А ты не указывай. Мое дело открывать по расписанию. И я не собираюсь слушать таких, как ты, – неуверенно огрызнулся санитар.
– У‑у‑у, мразь. Че творишь? Как жить будешь, гад? Пять минут – это что, срок? Открывай двери, гадина, – заорал Николай.
Дневальный быстро испарился и через несколько минут примчались контролеры, за ними следом медсестра и начмед.
– Ты чего опять буянишь? В ШИЗО захотел? Сейчас акт составлю, – скривился один из контролеров.
– Пошли, Николай. Тебе нужно нервы успокоить. Укол получишь – до завтра проспишь, а потом будем разбираться, – начмед вышел вперед и спокойным голосом продолжал увещевать, – укол неболючий, а тебе – от греха подальше и на пользу пойдет. Не выделывайся, говорю тебе как врач – так будет лучше.
Николай постоял немного, посмотрел офицера. Двери закрыты, контролеры наготове, стукач санитар прячется позади, медсестра уже держит шприц.
– А, мать его за ногу. Колите, может, и вправду децл покрепит, протащит. Только кольните еще чего от сердца, а то и крякну, не ровен час.
– Не беспокойся, все будет в норме, – заверил начмед.
Дверь открыл своим ключом. Первыми вошли контролеры, за ними – начальник медицинской части и медсестра. Вогнала иголку наполненного заранее шприца в приготовленную для этой цели ягодицу. Вернувшись в палату, покурив предварительно в туалете, Николай почувствовал, что ноги подгибаются, лица окружающих стали однообразными, тусклыми. Едва расстелив свое одеяло и вскарабкавшись на второй ярус, он провалился в глубокий, тяжелый, аминазиновый, а, может, и галоперидоловый сон – кто их знает, что они колют. Проснулся только к обеду следующего дня. Голова болит, тело ломит, во рту сухота, жажда нестерпимая. Кое‑как поднялся со шконаря – штормило, продол качало под ногами, слабость во всем теле.
– Пацаны, сколько я проспал? – язык не слушался.
– Нормально, Коляныч. Почти сутки. Тебя ночью ингалятором прыскали, ты задохнуться уже, вроде, хотел.
– Ладно. От души, спасибо, – пробурчал Николай.
– Не отделаешься. Наливай. Да ладно, – увидев, что Николай растерянно глянул на свою тумбочку, мужики заулыбались, – чиф готов. Делай, Коляныч. С пробуждением. Ишь, как тебя крепит, – протянули кругаль горячего яда‑чифа.
Степенно пуская по кругу кругаль, распили с конфеткой чай, молча, покрякивая от удовольствия.
– Ну что, Леха, так за что тебя? – спросил Николай у поваренка.
– Да так, менты хотят на мороз поставить, – Леха скривился. – Я не виноват.
Леха отсидел уже семь лет с малолетки[3] за соучастие в убийстве. Николай вспомнил как, находясь на судебно‑психиатрической экспертизе, пересекался с его подельником, который уже пять лет доказывал, что убийство совершил в состоянии аффекта…
[1] Баландёр – повар, разносчик пищи в тюрьме, в ИУ.
[2] Спалить – раскрыть тайное, открыть нечто для всех, разоблачить.
[3] Малолетка – исправительная колония для несовершеннолетних
